— Петербургом Петр прорубил окно в Европу, но с тех пор мир изменился. Россия — общепризнанная, европейская Великая Держава, и символического значения Петербург ныне не имеет. Наши соседи — особенно австрияки, к сожалению, господа беспокойные, и лучше отодвинуть центр нашей государственности от них подальше. Я высоко ценю старинные аристократические роды нашей Империи, поэтому решил посоветоваться на эту тему с вами, сразу после обсуждения с Его и Ее Императорскими Величествами.
Большую честь оказал получается, и Юсупов это оценил.
— Каждый подданный Империи немедленно исполнит волю Его Императорского Величества, — выбрал Феликс универсальный, полностью освобождающий от ответственности ответ.
— Без сомнения, — улыбнулся я.
Помолчали, и Юсупов осознал:
— Вас интересует мое личное мнение, Георгий Александрович?
— Очень, — кивнул я. — Насчет преданности монархии у меня нет никаких сомнений. Прошу вас оценить эту идею, Феликс Феликсович. Особенно ее возможные вредные последствия.
— Так точно! — проявил он субординацию. — Прежде всего, полагаю, перенос столицы вглубь Империи вызовет обвинения в трусости.
— Безусловно, — поощрил я.
— Еще, — он пошевелил шикарно (не хуже чем у меня) уложенными усами. — Москва, как вам без сомнения известно, являет собою большую деревню. Полагаю, некоторым министрам заниматься делами в избе-пятистенке будет не совсем удобно.
Улыбнувшись остроте, я кивнул:
— Придется перестраивать Москву почти полностью.
— Огромные затраты и много лет работы.
— Задача не на одно десятилетие, и на каждый конкретный этап расходы и трудозатраты будут не так уж велики, — уточнил я. — Но вы правы — финальная смета получится совершенно чудовищной.
Юсупов не подкачал, попытавшись воспользоваться моментом:
— С вашего позволения, я мог бы порекомендовать некоторых строителей с безупречной репутацией.
Ха, просчитан!
— Ваша рекомендация будет очень кстати, — воздержался я от обещаний и направил разговор куда нужно. — Количество жулья в Империи поражает, Феликс Феликсович, и честный, аккуратно выполняющий условия договора и получающий за это заслуженную, честную плату предприниматель, который не держит рабочих за скот — птица прискорбно редкая, но именно с ними мы должны работать, тем самым подавая пример скрягам и моральным уродам.
— Настоящие мерзавцы, Георгий Александрович, — не будь дурак, согласился Юсупов. — Только те, для кого «честь» — пустой звук, станут иметь дело с ворьем и мошенниками.
— Так! — одобрил я. — Гораций Гинзбург, например, как раз такой.