Он впервые осмыслил, что все, кто жил здесь, в поселке, до того, как это место обратилось в прах, были реальны. Люди дышали и говорили, открывали и закрывали двери, смотрели в окна, пользовались мебелью, обедали и ужинали, зажигали люстры и настольные лампы, ходили по улицам, делали покупки в магазинах, сидели за партами в школе…

Замкнутое истлевшее пространство стало скручиваться в тугой узел, смыкаться вокруг него, и спустя мгновение Роман забыл, кто он, как его имя, зачем он пришел сюда.

Катя звала его снова и снова, но он не слышал. Стоял, уставившись перед собой, плотно окутанный чужими страхами, гневом, паникой, страданием. Безумные крики не прекращались, наполняли пространство вокруг; воздух кипел ненавистью, мукой, предчувствием скорой гибели.

Роман ощутил тяжесть в руке и, опустив глаза, увидел, что руки (руки взрослого мужчины с квадратными ногтями и темными жесткими волосками) судорожно сжимают оружие.

Ружье дернулось; и дергалось еще, еще, раз за разом. Роман завопил.

Комната больше не была пуста, здесь стояли шкафы и кресла, на стене висел ковер, а за столом сидели люди, семья с детьми. Их рты открывались черными провалами, исторгая крики, звучавшее в мозгу Ромы; глаза становились огромными, на лицах и телах расцветали алые цветы смерти.

Кровь потекла из стен, закапала с потолка. Багряные густые потоки изливались сверху и сбоку, бурлили у ног сидящих в комнате мертвецов. Маленькая девочка с дырой посреди лба повернулись и посмотрела прямо на Рому, потом улыбнулась, и кровь хлынула у нее изо рта.

Он шарахнулся назад, натолкнувшись на Катю. Голоса, оглушавшие его, стихли, вернулось осознание себя. Это снова был он, Роман, перешедший в одиннадцатый класс, обожающий компьютерные игры, сосланный отцом и мачехой в Липницу. Сдуру притащивший младшую сестру в проклятое место.

– Ты тоже видишь? – крикнул Рома, указывая на кровавый кошмар.

Вопрос был излишним: огромные Катины глаза, в которых плясал ужас, ответили за нее. Роман схватил сестру за руку, хотел потащить прочь отсюда. Они развернулись к лестнице, но увидели, что ступени крошатся, рушатся, проваливаются, а внизу клубится вонючая чернота, поднимаясь все выше, подбираясь к замершим на лестничной клетке ребятам. Такая же чернота кляксами расползалась по стенам, пожирая их, как пожар.

– Что нам делать? – прорыдала Катя, и Роман потянул ее к квартире с пальто и торшером.

– Вылезем в окно!

Они забежали, захлопнули за собой дверь, попытались запереться, но защелка проржавела, не поддавалась. Зато удалось справиться с задвижкой.

– Скорее!

Роман подбежал к окну, вцепился в шпингалеты, принялся дергать их и в итоге ему удалось распахнуть створки.

– Я не смогу! Боюсь высоты!

– Тут не так высоко, – пропыхтел Рома, глядя вниз. Под окном не было ни стекла, ни бетона – ничего, обо что можно расшибиться насмерть. Окно выходило на заросший травой и кустами палисадник.

Катя кусала губы, глаза блестели от слез, но в целом она вела себя мужественно, не билась в истерике. Только бы уговорить ее прыгнуть!

– Чернота ползет быстро. У нас мало времени, скоро и тут все почернеет. – Роман снова глянул в окно, отметив краем сознания, что уже сумерки. – Я первый, ты за мной.

– А если ноги переломаем?