Сегодня, оборачиваясь на тот период, мы понимаем, что нам необходим глубокий и всесторонний исторический анализ, о ценности которого говорил наш великий историк Василий Осипович Ключевский: «Почему люди так любят изучать свое прошлое, свою историю? Вероятно, потому же, почему человек, споткнувшись с разбега, любит, поднявшись, оглянуться на место своего падения».

В. О. Ключевский

В феврале – марте 1917 года император действовал, как представляется, абсолютно верно – ситуационно, тактически. Но что же было упущено царским правительством ранее? Где были принципиальные стратегические ошибки, ставшие роковыми?

Император Николай II даровал обществу свободы, создал парламент, но при этом не смог создать механизма, контролирующего возможные деструкции. Его правительства не могли преодолеть многих и тяжелейших болезней, связанных с несомненной деградацией аристократическо-дворянской монархии. Очевидное подтверждение этой деградации – почти тотальное предательство элитой своего Государя.

Создание нового жизнеспособного государственного механизма в новых условиях, в условиях парламентской жизни было необычайно сложной задачей, и она являлась тем более сложной, что все здесь было впервые: у России еще не было такого опыта.

Император Николай II и его правительство добились небывалых экономических и социальных успехов, одержали победы на фронтах войны, но потерпели сокрушительное поражение в том, что касается консолидации общества, в выстраивании созидательной работы с самыми разнообразными элитами. Напрочь проиграли на полях сражений в войне, которая сегодня называется информационной. А этот фронт вдруг оказался более значимым, чем все иные битвы.

Соединить и развивать самые разные и противоречивые части общества, воодушевить их единой задачей, в конце концов управлять этим обществом в интересах народа и государства – вот этого царское правительство сделать не смогло.

(В 1991 году наше общество вновь повторило те же ошибки. Опять тотальный «подростковый негативизм», опять «до основанья, а затем…», развал и ограбление великой страны, нищета, унижение, мучительные бедствия народа… Это вновь проявление тех самых неизбывных хронических болезней нашего общества.)

Итак, власть не смогла наладить диалог с обществом, не смогла объединить вокруг себя народ, чего, кстати, удалось добиться во время войны и англичанам, и французам, и немцам.

Мы не собираемся никого ни обвинять, ни судить. Избави Бог! Суд человеческий – всегда гордостный, тщеславный, поверхностный. Те, кто дерзают восхитить у Бога суд над ближними – живыми и умершими, не знают духовных законов или бездумно не придают им значения. А между тем есть непреложный, грозный и неумолимый духовный закон: Каким судом судите, таким и вас будут судить[255].

Но работу над ошибками, очевидными и горькими, никто не отменял. А вывод из этих ошибок один: в тяжелейшие переломные годы Империя не смогла проявить качества, жизненно необходимые для своего времени.

Яркой оценкой действий правительства представляются слова председателя Государственного совета Российской империи Ивана Григорьевича Щегловитова: «Паралитики власти слабо, нерешительно, даже как-то нехотя борются с эпилептиками революции»[256].

Это был приговор.

И. Г. Щегловитов

Первопричина

Тихон. Патриарх Московский и всея России

У всеобщего поражения была первопричина – повсеместный упадок духовной жизни, формализация, а за ней омертвение церковной веры во всех слоях русского народа, включая немалую часть духовенства. В те годы очевидно явилась неспособность тогдашней Русской Церкви сохранить значительную часть вверенного ей народа, православных христиан, в устремлении к спасительному единству вокруг Высшей Правды Божией: Господа Иисуса Христа. Между тем разрушительные процессы в российском обществе, продолжавшиеся десятилетиями, надломили главный духовный стержень народа: исказили важнейшую духовную способность – зорко отличать добро от зла.

Свою вину осознавали и мучительно переживали лучшие православные люди того времени. Когда в 1924 году власти потребовали от патриарха Тихона неприемлемых, очевидно губительных для Церкви уступок в обмен на возвращение из тюрем обреченных на смерть архиереев, митрополит Кирилл (Смирнов), сам будущий мученик, выразил патриарху Тихону свою позицию горькими и полными смирения словами: «Ваше Святейшество, о нас, архиереях, не думайте. Мы теперь только и годны – на тюрьмы…»[257] После этого патриарх Тихон сделал тяжелейший, но единственно верный выбор, отказавшись от неприемлемых уступок и тем самым «подписав приговор» в том числе и себе самому.

Митрополит Кирилл (Смирнов). Фотография из уголовного дела 1934 г.

Патриарх Тихон, митрополит Кирилл и еще немалое число архиереев, священников, монахов, мирян через годы и десятилетия гонений, пыток, тяжких страданий, сохранив веру и верность Богу, своими подвигом, примером и молитвой сохранили и Православную Церковь для будущих поколений. Это единственное, но это и самое великое и бесценное, что они могли сделать для нас.