Книги

Гибель империи. Российский урок

22
18
20
22
24
26
28
30

– Можно ли было избежать победы большевиков в 1917 году?

– Можно, – ответил Керенский. – Для этого надо было расстрелять всего одного человека.

– Ленина? – уточнил корреспондент.

– Нет, Керенского, – ответил Керенский.

Было ли такое раскаяние у Александра Федоровича на самом деле? Дай Бог!

А. Ф. Керенский. Последние годы в эмиграции

Начальник штаба Верховного главнокомандующего генерал Алексеев был внуком крепостного крестьянина и сыном солдата, дослужившегося до офицера. Сам Михаил Васильевич Алексеев – генерал от инфантерии (звание, предшествовавшее генерал-фельдмаршалу) прошел путь на самую вершину военной иерархии именно при Николае II (это, к слову, о якобы отсутствии в Российской империи социальных лифтов). Уже на следующий день после отречения своего благодетеля и Верховного главнокомандующего, 3 марта, несчастный генерал Алексеев горько сожалел: «Никогда не прощу себе, что поверил в искренность некоторых людей, что пошел за ними и послал телеграмму главнокомандующим по вопросу об отречении Государя от престола»[227]. Охваченный запоздалым раскаянием, Алексеев стал одним из организаторов Белого движения. В 1918 году, тяжело болевший еще со времен Японской войны, он умрет в Екатеринодаре от воспаления легких.

Генерал Рузский, живший после революции на Кавказских Минеральных Водах, будет оправдываться перед собеседниками, что виноват перед Государем и Императрицей, «во всяком случае менее, чем Алексеев»[228]. Но в конце концов его прирежет «в порядке красного террора» начальник Пятигорской ЧК Атарбеков в том же 1918 году.

Главнокомандующий Западным фронтом генерал Алексей Ермолаевич Эверт, узнав о расстреле Царской семьи, скажет: «А все-таки чем ни оправдывайся, мы, главнокомандующие, все – изменники присяге и предатели своего Государя. Если бы я только мог предвидеть несостоятельность Временного правительства и Брест-Литовский договор, я никогда не обратился бы к Государю с просьбой об отречении. Нас всех ожидает та же участь… и поделом»[229]. Вскоре он был арестован и в ноябре восемнадцатого убит конвоиром при пересылке из можайской тюрьмы.

Адмирал Непенин, первым признавший новую власть, 4 марта 1917 года был убит в Гельсингфорсе революционной толпой. (В первые две недели после падения самодержавия в погромах матросских бунтов только Балтийский флот потерял 120 офицеров[230] – больше, чем в результате всех боев с начала Первой мировой войны.)

Генерал Сахаров расстрелян зелеными в Крыму в 1920 году.

Генерал Брусилов перешел на службу в Красную армию и дожил до 72 лет, в душе испытывая глубочайшую ненависть к большевикам, излитую им в мемуарах.

Генерал А. А. Брусилов

Великий князь Николай Николаевич бежал за границу, где доживал свой долгий век в эмигрантских склоках.

В эмиграции скончался и Михаил Владимирович Родзянко. Его родной внук епископ Василий (Родзянко) рассказывал мне, что у деда на письменном столе всегда стоял портрет Государя, перед которым Михаила Владимировича не раз заставали плачущим.

Но расплачиваться за измену присяге пришлось не только им. Расплачивалась вся Россия.

Впоследствии Троцкий, не скрывая злорадства, но, к несчастью, справедливо записал: «Среди командного состава не нашлось никого, кто вступился бы за своего Царя. Все торопились пересесть на корабль революции в твердом расчете найти там уютные каюты. Генералы и адмиралы снимали царские вензеля и надевали красные банты… Каждый спасался как мог»[231].

Но все же врал Лев Давыдович! Нашлись в России военные, спасшие тогда честь русского генерала. Они не являлись главнокомандующими фронтами, им не адресовал телеграмму-опрос генерал Алексеев, но они сами направили Императору свои телеграммы с безусловной поддержкой Государя. Это были мусульманин Гусейн Хан Нахичеванский[232] и обрусевший немец генерал Федор Артурович Келлер[233].

Генерал Гусейн Хан Нахичеванский

Генерал Ф. А. Келлер