Кланяться князю должны все, но по-разному. Бояре склоняют головы, дружинники, купцы и вообще горожане — в пояс. А землепашцы, лодочники, рыбаки и все прочие — до земли. Князь же в ответ кланяется только боярам и дружинникам, а на поклоны остальных вообще не обращает внимания — он выше этого.

Среди всех других обычаев и церемоний было самое главное: больше всего времени князь должен проводить со своими ближними дружинниками. Даже не с боярами-советниками, а именно с дружиной. Потому что от дружины зависела жизнь князя. Весь первый этаж княжеского терема принадлежал ближним дружинникам. Здесь князь ел с ними, пил с ними, разговаривал и развлекался. Можно было временами подняться на второй этаж, но отлучки не могли быть длительными: князь должен был почти все время быть на виду у дружины — это было условием ее преданности и верной службы. А если ближние дружинники обидятся на князя за что-нибудь — то плохо его дело. Ломаного гроша никто не даст за его жизнь, и княжеский терем под красной нарядной крышей станет для него смертной ловушкой.

В пристройках вокруг княжеского дома, с дверями, выходившими во внутренний двор, обитали и женщины, считавшиеся наложницами князя. Слово «гарем» тут было не в ходу, но дело ведь не в словах. Князь сам выбирал себе наложниц, но обязан был делиться ими с ближней дружиной. Дележка женщин была еще одним символом боевого братства, скреплявшего князя непосредственно с каждым дружинником. Сегодня с этой рабыней-наложницей спал князь, а завтра — самый простой воин. А затем — снова наоборот.

Наложницами были в основном пленницы, захваченные в походах, но можно было и купить девушку за деньги, если особенно понравилась и родители готовы продать. Здешняя религия Перуна, Чернобога и других обожествленных сил природы не имела никакой сексуальной морали, не создавала норм поведения: делай, что пожелаешь и на что способен, только приноси вовремя жертвы богам, чтобы не сердить их…

Скажу прямо: сделавшись князем киевским, мне пришлось пересмотреть свои взгляды на нравственность. Даже не пересмотреть, а, как говорится, положить свои убеждения к себе в карман. Глубоко и надолго. Нормы морали двадцать первого века тут не работали и даже были бы опасны для их носителя.

У князя имелся гарем, и князь должен был каждую ночь на правах первого среди равных выбирать себе женщину для утех. Три десятка молодых женщин вечером выходили на середину двора, где горел костер, и ждали, кто возьмет их. Естественно, все глаза были устремлены на князя: кого выберет он. Каждая из женщин-наложниц мечтала о том, чтобы хоть на эту ночь ее выбрал сам князь. Потому что если князь останется доволен ее ласками, то что-нибудь может подарить — шелковый платок, или баночку с благовонной мазью, или серебряное колечко. Да и ночь в любом случае пройдет для этой наложницы спокойнее: она будет ублажать одного лишь князя. Это — удача для наложницы, потому что оставшихся после княжеского выбора разберут на ночь дружинники. А их ведь больше ста на двадцать девять женщин…

Было ли мне приятно такое? Часто ли я вожделел? Пожалуй, нет и совсем даже нет.

Во-первых, я попросту не привык так относиться к женщинам. Во-вторых, я часто вспоминал Любаву-Сероглазку, и мне казалось, что я люблю ее. А когда любишь кого-то одного, остальные тебе безразличны. Тем более что мне неприятно было смотреть на наложниц, считавшихся моими.

Образ жизни этих несчастных влиял на их характер. С утра — работа в огороде, расположенном за княжеским домом. Прополка, полив тяжелыми деревянными ведрами длинных овощных грядок. Затем работа по дому, и ее много. Стирка для князя и дружины — все вручную, естественно. Приготовление еды, рубка дров для очага. Вот и вечер пришел. А вечером начинается ночь, когда нужно ублажать разгоряченных пивом и томящихся от безделья мужчин.

Утром все начинается сначала. И так день за днем и год за годом. А когда от такой жизни красота увядала, женщину просто выгоняли со двора. Вот и все, никаких обязательств.

Конечно, такой образ жизни развивал в наложницах далеко не лучшие качества. Вечером они стояли у костра, ожидая моего решения. Кругом возбужденно галдели дружинники, вместе со мной осматривая женщин и давая советы.

— Возьми вот ее, князь, — говорил один, тыча пальцем в стройную половчанку с тонкой талией и чуть раскосыми глазами. — Помнишь, мы захватили ее с караваном за дальними озерами! Ты тогда первым лишил ее девичества!

— Возьми эту! — противоречил другой, выступая вперед и указывая на рослую белокурую красавицу с тяжелыми золотистыми волосами. — Ты взял ее в Полоцке и гнал на привязи за своим конем, чтобы она стала покладистой! Теперь она стала совсем послушной!

Женщины топтались на месте, ожидая моего решения. В их лицах я читал успевшую уже укорениться распущенность. Они уже привыкли каждую ночь ублажать мужчин, служить им, угождать своим телом. Безвыходность положения заставила их смириться с той жизнью, которую им пришлось вести. Наложницы глядели на меня, и на их губах играли усмешки, ухмылки, улыбки — зазывные, чарующие, откровенно похотливые…

Но я был вынужден каждую ночь выбирать себе женщину, уводить ее к себе на второй этаж и там овладевать ею. А если бы я несколько ночей подряд избегал этого, сразу поползли бы слухи о том, что князь утратил мужскую силу. А без мужской силы он уже совсем не князь, а близкий кандидат в покойники. Никому такой князь не нужен.

Свои длительные отлучки из терема я по совету хитроумного Блуда объяснял тем, что идут важные переговоры с послами из других стран. И проходят эти переговоры в доме у ближнего боярина.

Отговорка эта вызывала у дружинников энтузиазм — они отлично знали, что переговоры с заморскими послами всегда предшествуют большой войне. А большая война — это удача для воинов. Это богатая добыча: золото, драгоценности, пленники и пленницы. Это сожженные города, потоки крови и бешеный разгул, который никто не имеет права остановить. Ради войны живет воин, к ней он готовится, ее с нетерпением ждет. Как же не радоваться переговорам князя с послами?

Именно о войне речь и зашла довольно быстро. В какой-то мере мы с Блудом не лгали дружинникам: послов было довольно много, и приезжали они со всех концов света. Но главными в то время оказались те, кто приехал просить защиты с восточных рубежей Руси.

Блуд занимался со мной и политической географией, так что от него мне довелось узнать, что на северо-востоке Русь обрывается Муромским княжеством, которое граничит с сильным и опасным соседом — государством булгар.

— Муромский князь прислал послов, — объяснил мне Блуд. — Тебе нужно принять их. Они привезли дары, но это не так уж важно. Они просят помощи в войне с булгарами.