– Ну, я-то не брал деньги с людей, которые зарабатывают на работорговле, так что, да. Ночью я спал.

Антон вцепился руками в волосы и порывисто выдохнул. Его сытая судьба на первый взгляд не имела ничего общего с нечастной судьбой Октая. Но Антон умел смотреть глубже, дальше и дольше чем другие.

– Шульц, тебя что, совесть мучает?

Он затянулся и прикрыл глаза: «Не знаю я. Похоже на то», – он замолчал, выпустил дым, – «Я же всегда знал, что есть несправедливость. И да, это всё ужасно, но почему-то так меня это никогда не задевало».

– Раньше ты и не сталкивался с эти вот так вот лоб в лоб. Он смотрит тебе в глаза, наивно объясняя, как его покупали и перепродавали. На чистом немецком говорит, подбирает слова. Переживает, что тебя обидит своим рассказом. Не то нам про них говорили. Какие они животные?

Они выпустили пар и постояли молча. Порыв ветра сдул с листьев слезинки дождя. Затхлый запах перегноя сменился на аромат свежей листвы. Молодые почки решили, что, несмотря ни на что, конец октября – подходящее время для цветения.

– Я не знаю, что теперь делать.

– А мне кажется, всё ты знаешь. Хватит бегать от всего, Шульц, – он сделал затяжку, – Хоть раз поступи так, как считаешь правильным.

– Но не могу же я просто оставить его?

– Почему? Потому что тебе страшно?

– Нет. Просто, – он замялся и, в попытках сформулировать мысль, разломал сигарету, – Ты можешь представить меня, МЕНЯ, воспитывающим ребёнка?

– У тебя всё всегда должно быть «просто». Что ж, видимо, это достаточно веская причина бросить его. «Просто» так.

Антон второй раз за день не знал, что ответить. Слова, обычно струившиеся из него, словно застряли в горле. Отто, за годы общения научившийся у кукловода его же приёмам, уловил перемену в его настроении:

– Тебя никто один на один с ним не бросит. Берёшь и попроси помощи. «Просто». Так люди делают. Иногда

Антон повернулся к другу. Его лицо было покрыто крупными каплями дождя, – Я думал, ты меня отговаривать пришёл.

– А это помогло бы?

– Нет, конечно.

– Вот видишь.

Отто глубоко затянулся сигаретным дымом, а Антон – запахом поздней осенней ночи.

Мальчик дрожал и ждал, когда шаги на скрипящей лестнице прекратятся. Наконец дверь неслышно приоткрылась. На пороге стояли промокшие до костей Отто и Антон. «Простите», – прошептал Октай, вглядываясь в серьёзные глаза и ища в них хоть искру жалости, – «Я не хотел делать Вам грустно».