Пролог

1-е апреля 1895 года. Великая суббота, последний день Страстной недели. Несмотря на то, что ночью было морозно, день выдался необычайно тёплым. Послеобеденное солнце первыми весенними лучами согревало серый мрачный Петербург, ещё не опомнившийся от долгой зимней спячки. Малолюдные с утра улицы наполнились, было, экипажами и прохожими, но затем быстро опустели. Одетые ещё по-зимнему питерцы спешили попасть к себе домой, столичные «лихачи» пролетали на быстроногих рысаках, деревенские «ваньки» чинно восседали на своих одноконных пролётках. Вагоновожатые конки звонили в колокол, будоража зазевавшихся пешеходов.

В этот весенний день старшему офицеру эскадренного броненосца «Сисой Великий» исполнилось двадцать девять лет.

Самый молодой в русском флоте капитан 2 ранга, Великий Князь Александр Михайлович, был любимцем всей Императорской Фамилии.

Восемь месяцев назад, в июле 1894 года, он женился на своей двоюродной племяннице Великой Княжне Ксении, родной сестре ныне царствующего Императора. Подаренный молодожёнам дворец на набережной Мойки перестраивался, и потому они пока «ютились» в Зимнем дворце. Сам же Император Николай Александрович с молодой женой временно жил в Аничковом дворце, под неустанным взором вдовствующей Императрицы Марии Фёдоровны.

Николай Второй был с детства дружен с Сандро, который, несмотря всего на двухгодичную разницу в возрасте, приходился ему двоюродным дядей, а вот теперь стал ещё и зятем.

Отстояв обедню в дворцовой церкви, императорская чета отправилась в Зимний дворец, в гости к имениннику. Парадные ворота Аничкова дворца распахнулись, часовой Преображенского полка бодро взял «на караул». Большая императорская карета, сопровождаемая эскортом казаков Конвоя Его Величества, выехала на Невский проспект и последовала в сторону Зимнего дворца.

Императрица из-за беременности не очень хорошо себя чувствовала. Она зябко куталась в меховой жакет, как будто пыталась согреться, хотя в карете было довольно тепло. Николай, видя это, старался как-то отвлечь жену.

– Знаешь, Солнышко, – сказал он, – давно не чувствовал себя таким свободным, как сегодня. Докладов не принимал, читать, к счастью, тоже ничего не прислали. Вернёмся сегодня домой, обязательно выйду в сад, прогуляться. А ты тем временем сможешь заняться покраской пасхальных яиц… Нет, всё-таки это очень несправедливо, когда у одних так много свободного времени, а другие до поздней ночи должны читать скучные доклады и прошения… Иногда искренне завидую нашему милому Сандро, у которого всего-то забот – его новый броненосец, пьяные матросы и моя прекрасная сестра.

Император говорил по-английски, вставляя русские слова. Александра Фёдоровна успешно осваивала русский язык, но пока что стеснялась говорить по-русски, и потому с мужем и придворными в основном изъяснялась на английском или французском.

Сидящий рядом с Николаем флигель-адъютант граф Иван Воронцов-Дашков, друг детства и участник юношеских забав молодого Императора, не удержался от шутливой реплики.

– Государь, – отозвался он, – кесарю кесарево, как говорили наши предки. Вашему Величеству – царствовать, Сандро – муштровать его матросов, а уж мне, как истинному гусару, служить и кутить…

Говорил граф тихо, улыбаясь одними глазами, постукивая пальцами по эфесу гусарской сабли в такт движения кареты. Из-за врождённого порока шеи граф не мог повернуть голову в сторону Императора, и потому ему приходилось поворачиваться всем туловищем.

– И ты, Брут, – грустно констатировал Император. – Вам тяжело понять, что значит быть царём…

Задумавшись на мгновение о чём-то своём, Николай тяжело вздохнул и добавил:

– Эх, друг мой Ваня, после смерти незабвенного Папа́ не могу никак привыкнуть к тому, что теперь на мне – вся Россия. А опереться на кого? Аликс, Мама́, Сандро, ты, граф Илларион Иванович… Пожалуй и всё! Мои министры по десять лет сидят на одном месте и уже забыли, зачем их назначали. Родственники? Наш Мишка¹ ещё шалопай, а Джоржи² безнадёжно болен. Дядя Алексей ничего не хочет знать, кроме своего флота, который он, кстати, почему-то считает не моим флотом, а именно своим, и кроме Зины Богарне.³ Дядя Павел уже давно занят прелестной «Мамой Лелей»⁴ и времени на службу у него не остаётся. Дядя Сергей губернаторствует в Москве… А всё бремя власти лежит на мне, и я бы сейчас многое отдал, лишь бы…

– Ники, – флигель-адъютант доверительно перешёл на «ты», – что мешает тебе вернуть Сергея Александровича в столицу? Все знают, как он предан тебе и престолу. Да, он строгий и требовательный, можно сказать, даже сухой человек, без лишних эмоций, но всего за четыре года он сумел навести в Москве порядок. А ведь говорили, что это невозможно. Кто, как не он, может быть для тебя лучшим помощником в деле управления государством? Да и Елизавета Фёдоровна была бы рядом…

– Ваня, но ты же понимаешь, что покойный Папа́ уже расставил всех по своим местам. И как я могу теперь сместить дядю Владимира с должности Главнокомандующего? Ты можешь себе представить, что устроит дражайшая тётя Михень ⁵? Дядя Алексей устраивает грандиозные скандалы, стоит только заикнуться относительно финансирования флота, кораблестроения или производства флотских офицеров… Они – братья Папа́ и я не могу им перечить. Если Папа́ доверил им их должности, то как могу я перечить его воле? Он был настоящим царём, воплощением русского самодержавия…

Императорский кортеж достиг Казанского собора. Император и Воронцов-Дашков ограничились тем, что трижды перекрестились. Александра крестилась и истово шептала про себя молитву, которой её научил протопресвитер Иоанн Янышев.⁶

Копыта царских рысаков мерно стучали по мостовой Невского. Кортеж двигался не спеша, и если бы не лейб-трубачи и конвойцы в нарядных тёмно-синих черкесках и высоких лохматых папахах, то ничто бы не привлекало внимания прохожих.