— А я-то как не хочу! — не внял чужой трагедии я и начал проводить ладонями по её коже. — Чего как дура терпишь? Ты же на кухне. Ножи от тебя убрали, но ведь вон ухват какой острый! Напоролась бы животом и всё.

— Нельзя. Грех, — испуганно выговорила она.

Кажется, её страх был со страхом смерти никак не связан. Умирать Нинэлле уже не боялась.

— Грех это, — пролепетали её губы. — Смерть — награда от боли жизни. Если самому себя награждать, то и на том свете всегда больно будет.

Да. Действительно. Она боялась не смерти — боли. А сейчас её вокруг этой девочки было слишком много.

— Глупости это, — презрительно хмыкнул я, и мою собеседницу снова затрясло от рыданий.

Тряска её тела мне мешала. Она сбивала концентрацию, а, между тем, восстанавливать здоровье девушки являлось делом тяжёлым. Прежние-то недуги не зажили до конца, а тут и новые.

— Не могу! Не могу больше!

— Чего ты там не можешь?! Вон, предыдущих своих девок Холща отпустил. И тебя когда отпустит!

Я сам не верил в то, что говорил, но мне надо было, чтобы она успокоилась. Сегодня Нинэлле не сломали ни одной кости, но по ногам девушки вяло текла кровь. Основные повреждения находились внизу живота. Я чувствовал там некие неприятные энергетические уплотнения. Как-то повредил Данрад ей лоно. Но чтобы целительствовать, мне надо было положить руку на промежность Нинэлле. Не тот я лекарь, чтобы как-то иначе лечить. Плохой. Слабый.

И как мне выправить произошедшее с ней, если девочка бьётся в истерике?

…Нет. Лучший пациент — это пациент без сознания. Однозначно.

Может как-то вырубить её?

— Отпустит?

— Отпустит, — заверил я столь уверенно, как будто недавно и не намекал, что ей лучше уйти из жизни. — Вернёшься домой. А, может, в городе останешься. Найдёшь себе хорошего парня да детей растишь станешь… Об этом же ты мечтала?

— Да.

— Вот и ладно. А сейчас постарайся расслабиться. Я опущу ладонь с твоего живота в самый низ.

Стоило мне это сделать, как Нинэлле сразу напряглась и машинально постаралась сжать бёдра.

— Так, — возмутился я. — Спокойнее.

Она постаралась послушаться меня, однако у неё ничего не выходило. И у меня по итогу плохо выходило заживлять трещины. Я для удобства ради постарался сместить ладонь ещё ниже. Разум девушки, называя даже моё прикосновение лекаря грехом, заставил ноги снова сжаться. Нинэлле зло буравила меня глазами, но… задышала чаще.