Гижод был некоронованным королём наёмников Стразваца. Главой гильдии, фактически, если бы лихие люди признавали такие институции. Он обладал авторитетом, пользовался уважением конкурентов и любовью своих солдат. Которых было очень немало — две сотни панцирников «Железной роты». Кланы орков, которых было в городе немало, недолюбливали Гижода за его отказ от традиционных ценностей — он даже клановую косу отрезал, сделав себе короткую «людскую» причёску. Недолюбливали, но были вынуждены считаться с его силой. Собственно, все были вынуждены считаться с его силой — две сотни штыков тяжёлой орочьей пехоты — это очень и очень много.

Я встречалась с ним впервые на приёме у магистрата, и сразу почувствовала тревогу. Гижод был… самое мягкое, определение, которое приходило мне в голову — карьерист. Он пытался быть своим среди людей и готов был пойти на что угодно ради признания своих заслуг. И это, честно говоря, пугало. Такой человек может перерезать тебе глотку и не поморщиться. Его можно использовать, нанимать, но договариваться с ним и тем более — доверять? Увольте. Однажды, когда он посетил «Театр Желаний», директор предложил Тине, как лучшей… куртизанке заведения, разделить с зеленокожим красавцем ложе. Демоница ответила коротко и лаконично: «Я лучше в постель с огненным тигром прыгну». И я была с ней полностью согласна.

— Гижод не так плох. Для наёмника, я имею в виду, — прервал мои размышления Пушнецкий, — Верен, исполняет заказы. Если удастся переманить его на свою сторону…

Я нахмурилась:

— Я понимаю, что для города двести человек — это много, но для аристократов, для гильдий… Почему не союз с леди Ио или Камневедом, — я называла главу гномьей гильдии магов земли по расхожему прозвищу, — алхимиками в конце концов?

— Да кому они… Ах да, вас же здесь не было, — мужчина снова почесал в затылке и вздохнул, — Тут как бы многое изменилось, за время вашего отсутствия, миледи…

Мы с Генриеттой переглянулись, и графиня кивнула:

— Что ж, похоже действительно много, раз лорды Харт и Интрэ разговаривают с Гижодом как с равным. Что мы пропустили, барон?

Тот снова вздохнул и начал рассказ. То, что в городе были конфликты между разными сословиями и расами было мне известно. Да и как они не могли возникнуть в обществе с таким социальным расслоением? Я уже давно поняла, что не стоит жителей Велта напрямую соотносить со знакомым мне по лекциям земным средневековьем или даже ренессансом. Магия заменяла науку и поневоле тормозила технический прогресс (или наоборот — ускоряла, судя по тому, что я слышала о машинерии гномов), но прогресс социальный на месте не стоял. Ребрайвана хоть и напоминала мне по косвенным признакам средневековую Польшу (речь Посполитая, которая переводится просто как «общее дело», являясь калькой с латинской res publica я предпочитала в таком контексте не использовать), по факту ей не была. И дело даже не в сильном короле, коих поляки как известно получали себе редко, дело в общей… взрослости что ли?

В Польше дворяне после запрета дуэлей начали ходить по улице с тростями, тяжёлыми настолько, что считались уже боевыми молотами и с большим энтузиазмом пускали их в ход при первых признаках оскорблений. Учитывая, что до этого горячие парни практиковали дуэли на саблях, которые в отличие от «цивилизованных» шпажных приводили зачастую к потере пальцев, глаз, а то и конечностей даже у победителей… Ну, скажем так, практика битья друг друга замаскированными под трости клевцами уже казалась менее варварской. В Ребрайване же дуэли в целом отмирали, оставаясь строго регламентированным развлечением. Да, были бретёры типа мудака, который вызвал меня на бой после того, как изнасиловал и сломал руку, поскольку я, сопротивляясь, выколола ему глаз, но в целом даже такие горячие парни как Яген не бросались в бой в ответ на косой взгляд. Экономически и структурно же Империя явно была уже ближе к земному началу двадцатого века — появлялись крупные компании, росло число свободных граждан-горожан и так далее. Причём из-за общей экологичности магических ремёсел, Стразвац ещё и не представлял собой ту помойку, которую представлял Лондон конца девятнадцатого века.

Я всё это пишу сейчас чтобы дать понять простую вещь: Стразвац, Ребрайванская Империя да и Велт в целом зависели от магии, возможно не до конца осознавая насколько. И когда магия сбоила или вела себя странно…

В общем, после нашего с Рие и Тиной отбытия из Города Двух Рек, Яген, тративший всё свободное время и усилия на укрепление своего социального положения, вляпался в заговор, который чуть не погубил всю аристократию и часть города в придачу. Маги Арканы — орден то ли убийц, то ли фанатиков, то ли убийц-фанатиков — задумали что-то настолько глобальное, что должно было чуть ли не уничтожить всех нобилей. Причём этот план совпал по времени с глобальным изменением магических линий в мире (на этом месте я стыдливо опустила взгляд, ведь момент совпал с тем, когда я дралась с аватаром Хау и нанесла ущерб душе богине), что вынудило Ягена и спешно собранную им коалицию всех подряд реагировать. Причём собрали и правда с бору по сосенке — был и маг воды, и наёмные бойцы и даже знакомые мне бандиты Отто Шестипалого. Подробностей Пушнецкий знал немного, поскольку сам по заданию Друджи вместе со своей дружиной гонял спустившихся с Пустых Гор троллей, но известно было, что последний бой произошёл в поместье неких аристократов, где Аркана свила себе гнездо. После победы, участников наградили, народу дали послабления, но вот только на этом не закончилось. Вернувшаяся в город Иллая перевернула весь нарратив, обвинив аристократов в том, что это они играли с огнём и чуть не сгубили город (что было сделать несложно, ведь именно поместья попали под удар Аркановского проклятья, которое можно было легко выдать за результаты провалившегося эксперимента), подняла паству Хау и начала бунт. В остальном, история примерно соответствовала рассказанной Турисом (который, как и многие другие нетитулованные дворяне примкнул к бунтовщикам в надежде возвыситься), конечно, со сменой акцентов. Но было важное дополнение: в отличие от малолетнего мудака, Пушнецкий знал, что сила магов ослабла из-за инцидента с магическими линиями и восстанавливаться пока не планировала. Аристократы всегда черпали силу из магических дружин и воинов, но сейчас самые сложные заклятья оказались неприменимы и на первый план вышло старое-доброе железо. И вот как раз этого железа у благородных было не так много. И поэтому в дело вступал Гижод.

Надо сказать, что бунт Иллая хоть и пустила в нужное русло классовой борьбы расистские погромы и проявления нетерпимости (я даже не буду вспоминать про попа Гапона), но полностью подавить их не смогла, а потому все меньшинства ощущали в бунтовщиках явную угрозу и откровенно побаивались их прихода к власти. С другой же стороны, усиление аристократов не нравилось никому, кроме самих аристократов, которых, очевидно, было меньшинство. Поэтому основная часть населения смотрела на бунт немного отстранённо, не решаясь выбрать сторону. А вот меньшинства во многом примкнули к аристократам, и это сильно влияло на колеблющихся — дворяне как бы говорили: «мы конечно чванливые ублюдки, но мы вас на стенах не вешали и не собираемся, а вот мужичьё может», что и давало Ягену ореол морального превосходства, который мог привлечь Гижода. Конечно, сравнительно с десятком тысяч бунтовщиков Иллаи его двести бойцов казались каплей в море, но Стразвац — не чистое поле, а в уличных боях, где не развернуть полный охват, такое число людей вполне способно удержать и вдесятеро превосходящие силы.

— В общем, теперь лорды пошли с ним договариваться. Часа два как ушли, но сказали раньше завтрашнего полудня не ждать, — барон закончил и потушил разожжённую трубку

— Совместят приятное с полезным? — улыбнувшись уточнила я.

Пушнецкий хмыкнул и покачал головой:

— Не думаю, миледи. Просто по ночам ходить опасно сейчас.

— А нам придётся, — вздохнула Рие и сморщила очаровательный носик, — Но сначала всё же поедим.

Я кивнула:

— Ты ешь, а я кое-что узнаю. Барон, где вы гномов расположили? — поймав его удивлённый взгляд я пожала плечами, — Я видела во дворе гномью повозку.