Наутро галлюцинация, на что сильно надеялся Вася, никуда не исчезла. Напротив, он чуть было не упал от прорвавшейся в голове плотины — всплыли ночные сны. Целый калейдоскоп из кусков читанных текстов, слышанных лекций, просмотренных видео. Впрочем, ничего конкретного вспомнить не удалось, только ощущение завала информацией, как перед экзаменом.
Он мрачно выбрался наружу, размялся и схарчил половину зажаренной вчера птички. Торчать посреди местных тьмутараканей даже в глюке смысла не имело. В любом случае, надо выбираться к людям, но как? «Вниз по склонам, если найдется река или ручей — вниз по течению, рано или поздно они приведут к жилью» — четко сложилось в голове. Настолько четко, что Васе показалось, что мысль высказал чужой голос. Впрочем, он списал это на всю ту же сложную наведенную галлюцинацию.
Руки сами уложили все небогатое хозяйство по карманам и в сумку, накинули на плечи пончо, на шею, поверх малинового шнура с узелками, надели кисет с листьями. Вася мимолетно удивился, но надо было идти. Задержался только на пять минут — выломал себе палку да сделал на деревьях зарубки, чтобы как-нибудь потом найти это место. Присел, вздохнул и тронулся вниз, старательно запоминая ориентиры и время от времени рефлекторно закидывая в рот листья из мешочка. На кой черт он все это делает в галлюцинации — Вася и сам бы не смог сказать, но чуял, что так и надо.
К вечеру, когда в запасе остались только две жареные птичьи ножки и несколько листьев в торбочке, а ноги ныли от непрерывной ходьбы, он вышел к дороге. Ну как дороге… Скорее, к широкой тропе, автомобили тут если и проезжали, то не чаще раза в год. Она змеилась между поросших зеленью склонов, перепрыгивая с одного на другой в удобных местах. Пора было думать о ночлеге и Вася начал присматривать место, но за очередным поворотом тропы увидел вдали на обочине белые домики.
По мере приближения он разглядел небольшой главный дом, почему-то с башенкой, пару сарайчиков, невысокую изгородь и вроде бы огород. Финка, то есть подворье, выглядело небогатым, но особенно удивило его крупное распятие, грубо нарисованное на стене — за свои недолгие странствия по Боливии он не встречал ничего похожего. Намалеванные кресты на сельских часовнях и миссиях попадались, но вот чтобы распятие…
Над деревянными воротами стояла фигурка Богоматери, чуть ниже горела лампадка, в быстро падающих сумерках Вася разглядел над башенкой крест. Похоже, это католическая миссия, но других вариантов для ночлега как-то не наблюдалось.
Стучаться пришлось долго, пока за тяжелой дверью не стали слышны шаги.
— Кто там?
— Я заблудился в горах, можно у вас переночевать?
Лязгнул засов, скрипнула дверь и на пороге, с лампой в руке, показался человек в темной рубахе с колораткой[16] и крестом на груди.
— Заходи, сын мой.
Насчет сына это он погорячился, лет священнику было от силы тридцать пять.
Внутреннее убранство домика богатством не блистало, да каким там богатством… Ни тебе телевизора, ни даже завалященького радиоприемника, даже электричества нет! И плита на кухне — дровяная! Как-то слишком хорошо все билось с датой на газете…
Вася свалил вещи в указанный угол и тут же встал в тупик.
— Я отец Луис из ордена иезуитов, а как зовут тебя, сын мой?
А действительно, как? Не отвечать же «Уасья» и путник без имени решил рассказать все, авось этот хардкорный выживальщик поможет.
— Не знаю.
— Как это? Ты что, некрещеный? — падре подошел ближе, поднял руку и распахнул ворот васиной рубахи.
— Ого! — только и сказал иезуит, увидев кипу. — Ну-ка, садись, рассказывай.
— А можно я утром расскажу? Устал очень.