— Как Селезнёв себя при этом вел?
— Он побежал за врачом. Канадский врач прибежал быстро. Перебинтовал мне руку, укол сделал. А как мы возвращались назад, я не шибко помню. Поехал в больницу. Там мне начали чистить. Какие-то досточки сделали. Замотали. И через сутки мы со Снегирёвым Володькой полетели в Кабул. Там было +52. А на полюсе было –47 и ветер сильный.
Вот такой он, Гек Бочаров. Без комментариев.
Но жестокий комментарий к характеру и делам Гека Бочарова, которому в сентябре 2020 года исполнилось 85 лет, написала сама жизнь.
Понимаю, что не очень принято у пишущих людей впрямую цитировать самих себя, это считается неправильным, «неудобным», однако, поверьте, написать заново о семье Бочарова было бы невыносимо больно. Поэтому — вот куски из уже опубликованной мной в январе 2019 года статьи:
«Нет и не было в „Комсомольской правде“, по меньшей мере за последние полвека, фигуры более яркой, звучной и активно выражавшей себя, чем Бочаров. Дело не в таланте; талантливых, даже гениальных, было в „Комсомолке“ всегда много: Василий Песков, Ярослав Голованов, Инна Руденко, Леонид Репин, Ольга Кучкина…
Гека Бочарова всегда было слышно! Идешь по коридору и слышишь издалека его четкий голос с неповторимыми интонациями человека, непререкаемо уверенного в себе. Значит, Бочаров из командировки вернулся, надо заглянуть!
А сын Бочарова, Дмитрий, тот самый, что сообщил простосердечно в свои 17 лет новому главному редактору „Комсомолки“, что отец катается на лыжах в разгар рабочего дня, потом, взрослея, трудясь всю жизнь водителем грузовика и… работая над рукописями (только по выходным), стал одним из лучших писателей России, он писал под псевдонимом Дмитрий Бакин».
«Главное отличие прозы Дмитрия Бакина от любой другой состоит в ее необъяснимой, но очень заметной, очень сильной хватательной способности. Она хватает тебя за сердце, если, конечно, ты человек с сердцем, а не с пламенным мотором и не с набитым дрянью мышечным мешком за грудиной, и уже не отпускает. Ты пытаешься отпроситься, выклянчить себе спасение от этих колючих, как степной синеягодный терн, точнейших существительных, от свивающихся в клубок и тоже очень точно подходящих друг другу причастий, от стремительно возникающих, как хилый хлыст крапивы в милом разнотравье, и крепко жалящих сравнений и метафор — и не выходит! Тянет к этим строчкам. И это не мазохистское желание боли, а вроде как стремление эту боль по-человечески с автором разделить, чтобы тому не так больно было — самому автору…»
Но ему уже не больно. Дмитрий Геннадиевич Бакин (Бочаров) скончался 7 апреля 2015 года. Неполное собрание лучших его сочинений, в разные годы издававшихся в России, уместилось в изданную посмертно в Германии, в Лейпциге, и отпечатанную в Польше книгу «Про падение пропадом». Одним из ее составителей стал отец писателя, широко известный российским читателям журналист «Комсомольской правды», «Литературной газеты», «Известий», ТАСС, «Российской газеты» и писатель, обладатель престижного звания «Золотое перо России» Геннадий Николаевич Бочаров.
Той статье, что я написала о Дмитрии Бакине для интернет-газеты «Столетие. ру», было предпослано от редакции четкое предисловие:
«13 января 2019 года исполнилось бы 55 лет выдающемуся русскому писателю современности Дмитрию Бакину, лауреату премии „Антибукер“ (1996) и Бунинской премии (2017-й, посмертно)».
В каком-то смысле «Комсомольская правда» была в советское время заповедником и, может быть, даже образцом того, каким могло быть по идее советское общество в целом: образованные, грамотные, смелые люди, готовые броситься на помощь страдающему человеку и бросавшиеся, не жалея жизни, как показывают предыдущие, слезами написанные абзацы об отделе писем «КП» и его особом подотделе — приемной…
Геннадий Селезнёв с его твердым, настойчивым, но дружелюбным характером и привычкой мирить и объединять людей отлично вписался в это уникальное сообщество журналистов «Комсомольской правды».
Глава 13
Повесть о настоящем коммунисте
У Селезнёва не было в газете ни сотрудников-любимчиков, ни особо любимых отделов. Разве что к «экономическому» сектору редакции, т. е. к отделам рабочей и сельской молодежи он сильно тяготел как к наиболее серьезным. А еще предметом его особого внимания был отдел военно-патриотического воспитания. Главный редактор видел опасную тенденцию: внутри Советской армии расцвели очень серьезные проблемы, решать которые нужно было всему обществу, а начинать решать — газетам.
На нужды Советской армии и флота тратились в СССР колоссальные ресурсы. На оборону работали многочисленные НИИ — «почтовые ящики», а в них — лучшие специалисты, которых находили в вузах еще студентами. В СССР было множество закрытых в разной степени городов, где градообразующими предприятиями становились заводы по производству компонентов ядерного оружия, ракет, военных самолетов, кораблей, танков, тонкой и точной электроники для военных целей, огнестрельного оружия, на которых трудились миллионы людей. Более того, целые области бывали закрыты для посещения иностранцами.
Так что со стратегией и тактикой, с оборонной доктриной, с военной промышленностью, с настроением населения и смекалкой у руководства страны и армии у СССР вроде бы всё было в порядке. А вот с мозгами и душами воинов творилось что-то неладное.
То, что казалось немыслимым в конце сороковых годов или даже в пятидесятые, когда в армии служили призывники из подростков и детей войны, стало возможным позже, когда в Вооруженные силы стали призывать послевоенную «мирную» безотцовщину. У этих парней не было отцов-героев, погибших на фронте или пришедших с войны с орденами и медалями, которыми можно было гордиться, были огрубевшие матери-одиночки или неблагополучные, дышавшие на ладан семьи. И вот эти выросшие в подворотнях парни начали издеваться в казармах над теми, кто был не похож на них, — «маменькиными сынками», словно мстили им за их благополучное и счастливое детство. Именно так возникла в армии дедовщина — примитивное, подлейшее безобразие.