Тициан родился в Кадоре – маленьком местечке, расположенном на реке Пьяве и находящемся в пяти милях от подножия Альп, в 1480 году, в семье Вечелли, одной из самых знатных в этой местности. Достигнув десятилетнего возраста и обладая прекрасными способностями и живым умом, он был отправлен в Венецию к своему дяде, гражданину, пользовавшемуся уважением, каковой, видя у мальчика большие наклонности к живописи, поместил его к Джан Беллино, живописцу, как я уже о том говорил, отличному и весьма в то время знаменитому; изучая под его руководством рисунок, Тициан вскоре обнаружил свою природную одаренность во всех тех областях таланта и вкуса, которые необходимы для искусства живописца. Но так как в то время Джан Беллино и другие живописцы этой страны, поскольку они не изучали античности, имели обыкновение часто, вернее всегда, все, что изображали, срисовывать с натуры, причем, однако, в сухой, резкой и вымученной манере, то и Тициан в эту пору усвоил себе те же приемы.

Однако когда позднее, около 1507 года, появился Джорджоне из Кастельфранко, Тициан, будучи не всецело удовлетворен такими приемами письма, стал придавать своим вещам больше мягкости и выпуклости в хорошей манере. Тем не менее он продолжал еще дальше искать способов изображения живых и природных вещей и воспроизводить их, как только мог лучше, при помощи цвета и пятен резкого или мягкого тона, так, как он это видел в природе, не пользуясь предварительным рисунком, ибо он считал непреложным, что писать прямо краской, без всяких подготовительных эскизов на бумаге, есть истинный и лучший способ работы, и что это и является истинным рисунком. Но он не замечал, что рисунок необходим всякому, кто хочет хорошо распределить составные части и упорядочить композицию, и что нужно предварительно испробовать на бумаге разные способы сочетания этих частей, чтобы увидеть, как складывается целое. Ибо идея не может сама в себе ни увидеть, ни вообразить в полной отчетливости всех возможных композиций, если не раскроет и не покажет своего замысла телесному взору, который бы помог ей правильно судить об этом замысле. А это опять-таки невозможно без тщательного изучения нагого тела, что необходимо для его действительного понимания; но и это, в свою очередь, не удается и не может удаться без набросков на бумаге: ведь немалое мучение держать все время перед собою обнаженную или одетую фигуру всякий раз, как пишешь картину. Поэтому когда набьешь себе руку на эскизах, то мало-помалу достигнешь и большей легкости в работе над рисунком и колоритом картины; такого рода упражнения в искусстве вырабатывают совершенство манеры и вкуса, и художник освобождается от той тяжести и замученности, с которыми исполнены вышеупомянутые вещи. Не говоря уже о том, что благодаря эскизам воображение наполняется прекрасными замыслами и художник научается изображать на память все природные вещи без того, чтобы непременно держать их перед глазами или чтобы усилия неумелого рисунка обнаружились из-под красивого красочного покрова, как это имеет место в той манере, которой в течение многих лет придерживались венецианские художники – Джорджоне, Пальма, Порденоне и другие, не видевшие ни Рима, ни прочих вещей, совершенных во всех отношениях.

Итак, Тициан, увидев технику и манеру Джорджоне, оставил манеру Джан Беллино, хотя и потратил на нее много времени, и примкнул к Джорджоне, научившись в короткое время так хорошо подражать его вещам, что картины его нередко принимались за произведения Джорджоне, как об этом будет сказано ниже. Достигнув большей зрелости в годах, умении и вкусе, Тициан исполнил много фресок, которые нельзя перечислить по порядку, так как они разбросаны по разным местам. Достаточно сказать, что, глядя на них, многие опытные люди уже тогда предсказывали, что из Тициана выйдет прекрасный художник, как это действительно и случилось. И вот вскоре после того, как он стал перенимать манеру Джорджоне – а ему тогда было не больше восемнадцати лет, – он написал с одного своего приятеля, дворянина из дома Барбариго, портрет, весьма прославившийся в свое время благодаря правдивости и естественности в передаче тела и такому отчетливому изображению волос, что их можно было сосчитать так же, как и каждую петлю серебряной вышивки на атласном камзоле. Словом, этот портрет считался настолько хорошо и блестяще исполненным, что если бы Тициан не написал своего имени на фоне, его приняли бы за произведение Джорджоне.

Между тем, после того как Джорджоне закончил передний фасад Немецкого подворья, Тициану благодаря посредству Барбариго были заказаны несколько сцен для части того же фасада, выходящей на Мерчерию. После этой вещи он написал большую картину с фигурами в натуральную величину, находящуюся ныне в зале мессера Андреа Лоредано, живущего около церкви Св. Мариулы. На этой картине изображена Богоматерь по пути в Египет, на фоне большой рощи и других видов, прекрасно исполненных, ибо Тициан посвятил на это много месяцев работы и держал для этой цели в своей мастерской несколько немцев, отличных живописцев ландшафтов и листвы. Кроме того, на этой картине он изобразил рощу и в ней много зверей, которых он написал с натуры и которые действительно настолько правдоподобны, что кажутся живыми. Вслед за тем он для дома своего кума мессера Джованни д’Анна, фламандского дворянина и купца, написал его портрет, где он изображен как живой, а также картину «Се человек» со многими фигурами, которую как сам Тициан, так и другие считают очень хорошим произведением. Для того же заказчика он написал картину с изображением Мадонны и других фигур в натуральную величину, причем и взрослые, и дети написаны с натуры с членов этого же семейства.

В следующем, 1507 году, когда император Максимилиан вел войну с венецианцами, Тициан, по его собственным словам, написал в церкви Сан Мерцилиано архангела Рафаила, Товия и собаку на фоне далекого пейзажа, где в маленькой роще св. Иоанн Креститель коленопреклоненно обращается с молитвой к небесам, откуда нисходит сияние, его освещающее. Существует мнение, что он эту вещь написал еще прежде, чем начал фасад Немецкого подворья. Что же касается этого фасада, то многие из знати, не зная, что Джорджоне уже больше над ним не работал и что его расписывал Тициан, который как раз снял леса с одной его части, при встрече с Джорджоне дружески поздравляли его, говоря, что ему гораздо лучше удался фасад над лавками, чем тот, который над Большим каналом. Джорджоне испытал от этого такую обиду, что до тех пор, пока Тициан не закончил всей работы и участие его не стало известно всем, он избегал показываться и с этого времени уже больше никогда не пожелал общаться или дружить с Тицианом.

В следующем, 1508 году Тициан выпустил гравюру на дереве с изображением торжества веры с бесчисленным количеством фигур: прародителями, патриархами, пророками, сивиллами, невинными мучениками, апостолами и Иисусом Христом, несомым в славе четырьмя евангелистами и четырьмя отцами церкви, со святыми исповедниками на заднем плане. В этой вещи Тициан обнаружил пылкую, прекрасную манеру и совершенство техники. Я припоминаю, как фра Бастиано дель Пьомбо, рассуждая об этом, мне говорил, что, если бы в то время Тициан попал в Рим и увидел произведения Микеланджело, Рафаэля и античные фигуры, а также изучил бы рисунок, он создал бы поразительнейшие вещи, имея в виду его прекрасное мастерство колорита и его заслуженную славу лучшего и величайшего в наше время подражателя природы при помощи цвета, и что, строя на основе подлинно великого искусства рисунка, он сравнялся бы с Урбинцем и с Буонарроти.

Затем, отправившись в Виченцу, Тициан написал фреску с изображением Соломонова суда в маленькой лодже, где происходят публичные заседания суда, и произведение это – прекрасное. Вернувшись в Венецию, он расписал фасад дворца Гримани, а в Падуе, в церкви Сант’Антонио, сделал несколько фресок из жизни этого святого, в церкви же Санто Спирито – маленькую картину со св. Марком, сидящим в окружении нескольких святых; у некоторых из них лица написаны с натуры, маслом, с величайшим тщанием, так что многие думали, что эта вещь исполнена рукой Джорджоне. Затем, так как после смерти Джован Беллино осталась неоконченной картина в зале Большого совета с изображением Фридриха Барбароссы, стоящего у врат храма Сан Марко на коленях перед папой Александром III в полном унижении, Тициан окончил эту вещь, многое изменив и включив много портретов, написанных с его друзей и других людей. За эту работу он заслужил от венецианского сената должность на Немецком подворье под названием сенсерия, с доходом в триста золотых в год. Эту должность члены сената имеют обыкновение давать лучшему живописцу родного города с обязательством время от времени писать портрет с новоизбранного их правителя, именуемого дожем, за незначительную плату восемь золотых, выплачиваемых художнику этим правителем; портрет затем выставляется в публичном месте во дворце Св. Марка для увековечения памяти дожа.

Когда в 1514 году Альфонсо, герцог феррарский, стал заказывать роспись одной маленькой залы и для некоторых частей ее поручил феррарскому живописцу Доссо изобразить Энея, Марса и Венеру, а также Вулкана в гроте с двумя кузнецами у очага, ему захотелось там же иметь картины кисти Джан Беллино, который и написал на другой стене чан с красным вином, окруженный несколькими вакханками, музыкантами, сатирами и другими пьяными мужчинами и женщинами, и тут же Силена, совсем голого и очень красивого, верхом на осле, окруженного людьми с руками, полными плодов и винограда. Вещь эта по исполнению и колориту была действительно написана с большим старанием, будучи одним из лучших произведений Джан Беллино, хотя в манере, с какой написаны одежды, есть что-то резкое, свойственное манере немецкой; но и это не удивительно, так как он подражал картине фламандца Альберта Дюрера, которая в это время была привезена в Венецию и помещена в церковь Сан Бартоломео и была вещью изысканной, полной многих прекрасных фигур, написанных маслом. На упомянутом выше чане Джан Беллино написал: «Ioannes Bellinus Venetus. p. 1514». А так как он не мог целиком закончить эту вещь, будучи уже в преклонном возрасте, то было послано за Тицианом, которого считали лучшим из всех других художников, с тем чтобы он ее закончил. Он же, жаждая успеха и славы, исполнил с огромным старанием две сцены, которых не хватало в означенном покое. На первой – река красного вина, на берегу которой певцы и музыканты как будто пьяные, женщины, так же как и мужчины, и обнаженная спящая женщина, настолько прекрасная, что кажется живой, равно как и целый ряд других фигур. Эту картину Тициан подписал своим именем. На другой, рядом с первой и прямо против входа, он изобразил много амуров и красивых детей в разных положениях, что, как, впрочем, и та картина, очень понравилось хозяину. Но особенно среди других хорош один из путтов, который мочится в реку и отражается в воде, в то время как остальные окружают пьедестал, имеющий форму алтаря, на котором статуя Венеры с морской раковиной в правой руке, а по обеим сторонам Грация и Красота – прекраснейшие фигуры, исполненные с невероятным тщанием. Точно так же Тициан написал на дверце шкафа чудесную и поразительную полуфигуру Христа, которому злой иудей показывает динарий кесаря. Эта голова, а также другие картины этого кабинета являются, согласно утверждению наших лучших художников, лучшими и наилучше исполненными из всего, что когда-либо сделал Тициан, и действительно, это вещи исключительные. Это заслужило самое щедрое признание и вознаграждение от герцога, с которого он написал прекрасный портрет, где изобразил его опершимся одной рукой на большую пушку. Кроме того, он написал синьору Лауру, которая впоследствии сделалась женой герцога; это также вещь изумительная. И поистине велика сила дарования у тех, кого поддерживает щедрость правителей.

В то время Тициан подружился с божественным Лодовико Ариосто, который признал его отличным живописцем и прославил его в своем «Неистовом Роланде».

Вернувшись затем в Венецию, Тициан написал для тестя Джованни из Кастель Болоньезе картину маслом на полотне, изобразив обнаженного пастуха и поселянку, предлагающую ему парную флейту, чтобы он на ней сыграл; все это – на фоне прекраснейшего пейзажа; картина эта нынче находится в Фаэнце, в доме названного Джованни. Вслед за этим Тициан исполнил для главного алтаря церкви братьев миноритов, обычно именуемой Большим Домом, картину с изображением Богоматери, возносящейся на небо, и двенадцати апостолов, стоящих внизу и смотрящих на ее полет; однако произведение это, потому ли, что оно написано на холсте, или, может быть, потому, что плохо сохранилось, еле различимо. В той же церкви, в капелле семейства Пезаро, он написал Мадонну с младенцем на руках в окружении св. Петра и св. Георгия и коленопреклоненных заказчиков, написанных с натуры; среди них – епископ пафосский и его брат, которые в то время только что вернулись после победы, одержанной этим епископом над турками. В церковке Св. Николая, в том же монастыре он написал на дереве св. Николая, Франциска, Екатерину и обнаженного Себастиана, изображенного с натуры и без всяких следов каких-либо нарочитых искусственных поисков красоты в ногах или в торсе, в котором не видно ничего, кроме того, что можно наблюдать в природе, настолько, что фигура кажется отпечатком живого тела, до такой степени она телесна и индивидуальна и все же кажется прекрасной. Это же относится и к прелестной Мадонне с младенцем на руках, привлекающей взоры всех упомянутых выше фигур. Композиция этой картины была самим Тицианом зарисована на деревянной гравировальной доске, которую уже потом другие вырезали и отпечатали.

После этих вещей он написал для церкви Сан Рокко картину, изображающую Христа с крестом на плече и веревкой на шее, за которую его тащит иудей; образ этот, который многие считали произведением Джорджоне, является ныне величайшей святыней Венеции и получил в подношение больше золотых, чем Тициан и Джорджоне заработали за всю свою жизнь.

Когда затем кардинал Бембо, с которого он уже писал портрет и который был в то время секретарем папы Льва X, пригласил его в Рим, с тем чтобы он увидел Рим, Рафаэля из Урбино и других, Тициан так долго мешкал и откладывал это дело со дня на день, что, после того как Лев и Рафаэль в 1520 году скончались, он так и не собрался.

Для церкви Санта Мариа Маджоре он написал картину, изображающую св. Иоанна Крестителя в пустыне среди скал, ягненка, который кажется живым, и кусочек дальнего пейзажа с несколькими прелестнейшими деревьями над берегом реки. Написал он с натуры портреты дожа Гримани и Лоредано, которые были признаны замечательными, а вскоре затем – короля Франциска, когда он уезжал из Италии, чтобы вернуться во Францию. В год же избрания дожа Андреа Гритти Тициан написал его портрет (редчайшая вещь!) – в картине, на которой изображены Богоматерь, св. Марк и св. Андрей с лицом этого дожа; эта картина – произведение удивительнейшее, находится в зале Коллегии.

Будучи, как я уже говорил, обязанным писать эти портреты, он помимо упомянутых изобразил и всех остальных дожей в порядке их избрания – Пьетро Ландо, Франческо Донато, Марк Антоний Тревизано и Веньеро, пока, наконец, оба дожа, братья Паули, не освободили его от обязанности ввиду его преклонного возраста.

Когда Пьетро Аретино, знаменитейший писатель наших дней, приехал перед разгромом Рима в Венецию, он стал ближайшим другом Тициана и Сансовино. Это послужило Тициану на честь и на пользу, так как Аретино распространил его славу настолько же далеко, насколько обширны были пределы, в которых он властвовал своим пером, и в особенности – перед видными правителями, как об этом будет сказано в своем месте. Однако, возвращаясь к произведениям Тициана, надо сказать, что он написал алтарный образ св. Петра-мученика в церкви Сан Джованни э Паоло, на котором этот святой мученик изображен более чем в натуральную величину, среди огромных деревьев, повержен на землю неистовством некоего солдата, который поразил его в голову таким образом, что святой, уже чуть живой, выражает на своем лице ужас смерти, тогда как в другом монахе, который бросился бежать по направлению к зрителю, виден испуг и страх перед смертью; в воздухе же появляются два обнаженных ангела в небесном сиянии, которое освещает прекраснейший пейзаж и всю композицию в целом; эта композиция – самая завершенная, самая прославленная, наиболее грандиозно и лучше всего задуманная и выполненная из всего того, что когда-либо было сделано Тицианом за всю его жизнь. Увидав это произведение, Гритти, который к Тициану, как и к Сансовино, всегда питал самые дружеские чувства, дал ему заказ на большое изображение битвы при Кьярададде для залы Большого Совета. В этой вещи Тициан изобразил битву и ярость солдат, которые сражаются, между тем как страшный дождь падает с небес. Композиция эта, вся написанная с натуры, считается лучшей и прекраснейшей из всех исторических сцен, находящихся в этой зале. В том же дворце, у подножия одной из лестниц, он написал фреску с изображением Мадонны.

Когда он немного времени спустя исполнил для одного дворянина из дома Контарини картину с прекраснейшим изображением Христа, сидящего за столом с Клеофой и Лукой, заказчику показалось, что эта вещь достойна быть выставленной публично, что действительно так и есть; поэтому, исполненный горячей любви к отечеству и обществу, он подарил ее Синьории, и ее долгое время держали в покоях дожа; ныне же она находится в публичном месте и может быть обозреваема каждым, а именно в Золотой гостиной, перед залой Совета Десяти, над дверью.

Приблизительно в то же время для скуолы Санта Мариа делла Карита написал он Богоматерь, восходящую по ступеням храма со многими лицами, исполненными с натуры. Также и для скуолы Сан Фантино им написана маленькая картина на дереве с изображением кающегося св. Иеронима, которую очень хвалили художники, но которая два года тому назад сгорела вместе со всей церковью.