Книги

Гении Возрождения. Леонардо, Микеланджело, Рафаэль и другие выдающиеся живописцы, ваятели и зодчие

22
18
20
22
24
26
28
30

Не менее искусства и таланта проявлено художником в той сцене, где св. Петр, освобожденный от своих цепей, выходит из тюрьмы в сопровождении ангела и где по лицу его видно, что он находится скорее во сне, чем наяву, а также и в той, где показаны страх и смятение других воинов, находящихся за пределами темницы и услыхавших лязг железной двери, и где один из часовых будит остальных, держа факел, которым он им светит и пламя которого отражается на всех доспехах, а там, куда не проникает свет факела, его заменяет луч лунного света. А так как история эта изображена Рафаэлем над окном, вся стена оказывается более темной, поскольку свет ослепляет зрителя, смотрящего на фреску. Естественный же свет, падающий из окна, настолько удачно спорит с изображенными ночными источниками света, что кажется, будто ты в самом деле видишь на фоне ночного мрака и дымящееся пламя факела, и сияние ангела, переданные столь натурально и столь правдиво, что никогда не скажешь, что это просто живопись, – такова убедительность, с какой художник воплотил труднейший замысел. Ведь на доспехах можно различить и собственные, и падающие тени, и отражения, и дымный жар пламени, выделяющиеся на фоне такой глубокой тени, что можно поистине считать Рафаэля учителем всех остальных художников, достигшим в изображении ночи такого сходства, которого живопись дотоле никогда не достигала.

Написал он также на одной из еще незаписанных стен этого зала священный обряд и ковчег завета, и семисвечник евреев, и тут же папу Юлия, изгоняющего алчность из церкви. История эта по красоте и качеству исполнения не уступает только что описанной ночной сцене. На ней можно увидеть портреты некоторых, живших в то время папских конюшенных, которые несут восседающего на кресле папу Юлия, совсем как живого. В то время как на его пути расступаются разного рода люди, в том числе и женщины, видно, как вооруженный всадник, сопровождаемый двумя пешими фигурами, стремительно и со свирепейшим видом сбивает с ног и поражает надменнейшего Элиодора, который по приказанию Антиоха захотел похитить из храма все приношения вдов и сирот. Уже навалена груда вещей и сокровищ, которые люди собирались унести, но которые они рассыпали и опрокинули, упав от ужаса и страха при виде Элиодора, поверженного и жестоко избиваемого тремя упомянутыми выше фигурами, которых, однако, как видение самого Элиодора, никто, кроме него, не видит и не слышит. В стороне от этой группы мы видим святейшего Онию в облачении первосвященника, который с руками и взорами, воздетыми к небесам, погружен в исступленнейшую молитву, сокрушаясь о малых сих, едва не лишившихся своего достояния, и ликуя при виде помощи, нежданно ниспосланной ему свыше. Кроме того, по прихоти художника, которому пришла в голову такая прекрасная выдумка, многие из присутствующих, чтобы лучше видеть, взобрались на пьедесталы колонн и обнимают их стволы, стоя в самых неудобных положениях, и вся оцепеневшая толпа, каждый по-своему и каждый по-разному, выжидает, чем все это кончится. Произведение это оказалось настолько поразительным во всех своих частях, что даже картоны его пользуются величайшим признанием. Недаром мессер Франческо Мазини, дворянин из Чезены, который без помощи всякого учителя, но с детства побуждаемый из ряда вон выходящим природным влечением, сам занялся рисунком и живописью и написал картины, получившие высокую похвалу знатоков, хранит у себя среди многих рисунков и античных мраморных рельефов несколько кусков означенного картона, нарисованного Рафаэлем для истории Элиодора, и ценит их так, как они действительно этого заслуживают. Не умолчу и о том, что сообщивший мне эти сведения мессер Никколо Мазини, будучи человеком всесторонне и в высшей степени одаренным, является в то же время истинным ценителем наших искусств.

Вернемся, однако, к Рафаэлю, который после этого написал на своде того же зала четыре истории: Явление Аврааму Бога Отца, обещающего ему умножение его семени, Жертвоприношение Исаака, Лестницу Иакова и Неопалимую купину Моисея. В этих вещах не меньше искусства, выдумки, рисунка и прелести, чем в других его работах.

Лоренцо Медичи «Великолепный» (1449 – 1492), внук Козимо Медичи

Флоренция достигает наивысшего расцвета в правление Лоренцо Медичи. В городе не было нищих или бездомных; обо всех немощных заботилось государство. Даже крестьяне, в отличие от других регионов Италии, процветали. Люди низкого звания, но талантливые, пользовались поддержкой Лоренцо, который ставил их на высокие государственные должности.

Лоренцо Медичи покровительствовал выдающимся мастерам своего времени – Боттичелли, Вероккио, молодым Микеланджело и Леонардо да Винчи и многим другим. Он собрал большую коллекцию книг, ставшую впоследствии Библиотекой Лауренциана, или Медичи. Лоренцо Медичи и сам был талантливым поэтом, писал лирические поэмы, идиллии, зарисовки быта, стихи по народным мотивам.

В то время, как удачи этого художника казались всем величайшими чудесами, завистливая судьба лишила жизни Юлия И, который вскормил такое дарование, будучи ценителем всего наилучшего. Засим последовало избрание Льва X, пожелавшего продолжения этой работы. Отныне доблесть Рафаэля стала прославляться чуть ли не до небес, заслужив ему бесчисленные доказательства милости этого великого государя, в лице которого Рафаэль обрел человека, унаследовавшего от своей семьи великую склонность к большому искусству. Вот почему, твердо решив продолжать начатое, Рафаэль написал на третьей стене вторжение Аттилы в Рим и его встречу с папой Львом III, обратившим его вспять единым своим благословением. Рафаэль изобразил в этой истории св. Петра и св. Павла, летящих с мечами в руках и спешащих на защиту святой церкви. Правда, в истории Льва III об этом ничего не написано, тем не менее художнику, быть может, просто вздумалось изобразить это именно так. Ведь часто же случается, что живопись или поэзия, стремясь украсить свое произведение, уклоняются в сторону, однако не настолько, чтобы нарушить первоначальный замысел. В этих апостолах чувствуется непреклонный божественный гнев, который по воле Всевышнего нередко запечатлевается на ликах Его служителей, заступников истинной веры. Почувствовал это и Аттила на великолепнейшем вороном коне с белой звездочкой и белыми бабками, который в ужасе поднял голову и готов обратиться в бегство. Изображены там и другие красивейшие кони, в особенности пегий иноходец со всадником, обнаженное туловище которого покрыто как бы рыбьей чешуей, что заимствовано с колонны Траяна, где воины вооружены подобного рода доспехами, сделанными, как полагают, из крокодиловой кожи. А в глубине изображен объятый пламенем холм Монте Марио в знак того, что при отступлении солдаты, как правило, сжигали свои лагеря. Написал он в этой истории также портреты нескольких сопровождающих папу конных жезлоносцев, которые – совсем как живые; а кроме того, и свиту кардиналов и конюшенных, ведущих под уздцы иноходца, на котором в облачении первосвященника восседает Лев X, изображенный не менее живым, чем все остальные, в том числе и многие придворные. Все это, будучи вполне уместным в произведении такого рода, очень красиво на вид и крайне полезно для нашего искусства, в особенности же для тех, которые ничего подобного никогда не видели.

В это же самое время он написал для Неаполя алтарный образ, который был помещен в церкви Сан Доменико в той капелле, где находится Распятие, заговорившее со св. Фомой Аквинским. На этой картине изображены Богоматерь, св. Иероним в кардинальском облачении и архангел Рафаил, сопровождающий Товия.

Другую картину он написал для синьора Лионелло да Карпи, властителя Мельдолы, и поныне здравствующего в возрасте девяноста лет. Вещь эта – величайшее чудо по своему колориту и исключительной красоте – выполнена с такой силой и с такой покоряющей легкостью, что, на мой взгляд, лучшего не сделать. В лике Богоматери столько божественного, а в движениях ее – столько смирения, что превзойти этого нельзя. Молитвенно сложив руки, она поклоняется Младенцу, сидящему у нее на коленях и манящему к себе маленького св. Иоанна, который в свою очередь ему поклоняется вместе со св. Елизаветой и Иосифом. Вещь эта в свое время находилась у досточтимейшего кардинала да Карпи, сына означенного синьора Лионелло и величайшего ценителя наших искусств, у наследников которого она, вероятно, хранится и поныне.

Засим, после того как Лоренцо Пуччи, кардинал четырех святых, был назначен верховным исповедником, Рафаэль получил по его милости заказ для церкви Сан Джованни ин Монте в Болонье на алтарный образ, находящийся ныне в капелле, где покоится прах блаженной Елены Дальольо. В этом произведении Рафаэль показал, на что была способна его нежнейшая рука, управляемая его благодатным дарованием в сочетании с искусством. На картине изображена св. Цецилия, которая, ослепленная сиянием небесного хора поющих ангелов и вся во власти гармонии, прислушивается к божественным звукам. В ее чертах видна та отрешенность, которую можно наблюдать на лицах людей, находящихся в состоянии восторга. У ног ее разбросаны музыкальные инструменты, которые кажутся доподлинно существующими, а не написанными, таковы же ее покрывала и парчовые одеяния, а под ними – поразительно написанная власяница. А в св. Павле, который, облокотившись на обнаженный меч, правой рукой подпирает голову, раздумие ученого выражено с не меньшей силой, чем неукротимый порыв, скованный строгим величием. Одет же он в простой красный плащ, а под ним в зеленую тунику и, как подобает апостолу, изображен босым. И далее – св. Магдалина, держащая в руке каменный сосуд тончайшей работы. Постановка ее фигуры отмечена величайшей непринужденностью, а судя по повороту ее головы, она всем существом своим радуется своему обращению в истинную веру. По правде говоря, я не думаю, чтобы можно было в этом роде создать нечто лучшее. Да и головы св. Августина и св. евангелиста Иоанна – не менее прекрасны. И в самом деле, картины других художников можно назвать картинами, картины же Рафаэля – сама жизнь, ибо в его фигурах мы воочию видим и трепет живой плоти, и проявление духа, и биение жизни в самом мимолетном ощущении, словом – оживленность всего живого. Вот почему это произведение не только принесло ему хвалебные отзывы, но приумножило его славу, и недаром в его честь было сочинено множество латинских и итальянских стихов, из которых я, чтобы еще больше не затягивать и без того уже затянувшееся повествование, приведу лишь нижеследующие:

Pingant sola alii referantque coloribus ora;

Caeciliae os Raphael atque animum explicuit.

(Прочие кистью смогли показать только облик Цецилии.

А Рафаэль нам явил также и душу ее).

Перевод Б. Грифцова.

Написал он еще вскоре после этого небольшую картину с маленькими фигурами, которая ныне тоже находится в Болонье в доме графа Винченцо Эрколани и на которой изображен Христос, парящий в небе подобно Юпитеру и окруженный четырьмя евангелистами, согласно описанию Иезекииля, а именно в виде человека, льва, орла и быка, а внизу – крохотный пейзаж, не менее ценный и прекрасный в своих небольших размерах, чем иные произведения, гораздо большие по величине. А в Верону он послал графам Каносса большую картину не худшего качества, на которой изображено Рождество Христово и восход солнца, заслуживший большие похвалы, равно как и св. Анна. Да и всю картину в целом нельзя лучше похвалить иначе, как сказав о ней, что она написана Рафаэлем из Урбино. Недаром означенные графы высоко ценили ее по заслугам и никогда никому не соглашались ее уступить, даже за те огромнейшие суммы, которые многие сильные мира сего им за нее предлагали.

Для Биндо Альтовити он написал его портрет, на котором он изображен молодым и который считается поразительнейшим портретом, а также картину с изображением Мадонны, которую Рафаэль послал во Флоренцию и которая ныне в качестве алтарного образа находится во дворце герцога Козимо в капелле новых покоев, мною построенных и расписанных. На этой картине изображена св. Анна в облике древнейшей старицы, протягивающей Богоматери ее Младенца, нагое тело и выражение лица которого настолько прекрасны, что одна улыбка его может развеселить всякого, кто на него посмотрит, не говоря о том, что Рафаэль, написав эту Мадонну, показал всю ту красоту, которую можно придать выражению девственности, когда очи говорят о смирении, чело – о чести, нос – о благообразии, а уста – о добродетели, да и одеяние ее таково, что оно свидетельствует о бесконечном простодушии и целомудрии. Честно говоря, я думаю, что лучшего и не увидишь в изображении чего-либо столь же значительного. Там же – обнаженная фигура сидящего св. Иоанна, а также фигура другой святой, столь же прекрасной. В качестве фона изображено помещение, в котором он представил занавешенное окно, освещающее комнату, где находятся фигуры.

В Риме он написал картину значительных размеров, на которой изобразил портреты папы Льва, кардинала Джулио деи Медичи и кардинала деи Росси. Фигуры в этой картине кажутся не изображенными, а выпуклыми и круглыми. Здесь и пушистая ворсистость бархата, и звонкие шелестящие переливы атласа на папе, и нежный трепет шерстинок на меховой опушке, и золото и шелк, изображенные так, что это уже не краски, а доподлинное золото и шелк; здесь же и пергаментная книга с миниатюрами, которая живей самой жизни, и несказанно прекрасный серебряный колокольчик. И в числе всего прочего здесь и полированный золотой шар на спинке папского кресла, в котором как в зеркале (таков его блеск) отражаются и оконные проемы, и плечи самого папы, и окружающее его помещение; и все это выполнено с такой тщательностью, что ни один мастер не сделает, да и не сможет сделать это лучше. Произведение это, за которое папа щедро вознаградил художника, находится также во Флоренции в гардеробной герцога.

Написал он, кроме того, портреты герцога Лоренцо и герцога Джулиано, которые по совершенству их чарующего колорита не могли быть написаны никем другим, кроме него, и которые находятся во Флоренции у наследников Оттавиано деи Медичи.

Между тем все больше и больше разрасталась слава Рафаэля, а равным образом и награды, им получаемые. И вот, чтобы оставить о себе память, он построил себе в Риме, в Борго Нуово, дворец, который был оштукатурен по указаниям архитектора Браманте.