Не прошло и двадцати минут после взаимного приятного общения с капиталистым лодочником Кузьмой Ярыгиным, как бравый гусар уже сидел за столом станционного трактира и, дожидаясь прибытия почтовой кареты, болтал со служителем о погоде и видах на урожай озимых.

– Кабы, сударь, такая-то погода каждый год стояла. – Станционный смотритель, сухонький, с вислыми усами мужичок лет тридцати пяти в скромненьком чине коллежского регистратора, прищурился от яркого, бьющего в окно солнца. – Сами смотрите: на Воздвиженье, а печет, как летом!

– Ну да, ну да, Воздвиженье, – вспомнил про праздник и Денис.

Нынче было четырнадцатое сентября, день Воздвиженья креста Господня и успения Иоанна Златоуста. В этот день по идее наступали первые заморозки. Говорили: «Воздвиженье тепло сдвигает, а холод надвигает», «Пришло Воздвиженье – кафтан с шубой сдвинулись, и шапка надвинулась». Этакий переход от почти что лета к настоящей золотой осени. Переход сей нынче что-то затянулся… Надолго ли?

– Эвон, карета! – Смотритель показал в окно и глянул на висевшие на стене ходики. – Нынче вовремя. Не запоздали…

Поднявшись, господин коллежский регистратор надел на голову фуражку и поспешил к дверям. На пороге, однако же, обернулся:

– Так кого вы, сударь, просили позвать?

– Девушку одну, госпожу Иванову…

– Ах, да, да, госпожу…

Волнуясь, как первоклассник, Денис со всей поспешностью встал у дверей. Чьи-то легкие шаги послышались на крылечке, вот скрипнула дверь, и на пороге возникла Танечка! Волшебное, грациозное создание с изумрудно-зелеными глазами в окружении пушистых темных ресниц! Из-под серой модной шляпки с лилией и небольшой вуалью кокетливо выбивались пепельные локоны, дорожное платье цвета озябшего апельсина – светло-бежевое украшали рюши и банты, на плечи красавицы артистки была накинута легкая пелерина, по такой-то теплыни вряд ли особо и нужная. Впрочем, еще не вечер и уж тем более не ночь. Воздвиженье! А что говорят? «На Воздвиженье шуба за кафтаном тянется».

– Ах, милая Танечка! – Придя в себя, гусар немедленно бросился целовать своей пассии ручку. – Как же я ждал, как я ждал! Давайте же, давайте же немедленно…

– Сейчас, – чуть покраснев, девушка довольно улыбнулась. – Я пойду и скажу кучеру, мол, встретила знакомых, они меня до Кабатеева на своей коляске довезут. Ну, скажу, сбегаю, чтоб слухи потом не ходили.

– Да, да, милая… – Денис махнул рукой. – А я пока тут… да…

Свою коляску и лошадь Давыдов оставил здесь же, на почтовой станции, наняв служку для доставки корзины с провизией и вином в покачивающуюся невдалеке от дома Ярыгина лодку. Ну не самим же тащить! Смешно.

– Ах, душа моя, Танечка, – счастливо радовался Дэн. – Какая погода чудесная! Как мы с вами отдохнем славно… Нет, право же, славно! Вот, смотрите, там, внизу – речка, лодочка…

– Мы что же, куда-то с вами поплывем? – Танечка вроде бы сомневалась, стоит ли, но в зеленых глазищах ее уже прыгали золотистые чертики, уже напевали: стоит, стоит, стоит! Ну не все же взаперти сидеть, под строгим надзором жуткого цербера Украсова? Надо когда-нибудь и развеяться, да вообще… Молодость-то проходит, ага…

– Сюда, сюда ставь, ага… – Забравшись в лодку, Давыдов пристроил корзину с провизией и галантно протянул руку даме: – Прошу, ма шер! Давайте-давайте… Не бойтесь же!

– Да я и не боюсь.

Опираясь на твердую руку гусара, юная красотка актриса уселась позади, на корме лодки, Денис же как раз примостился к ней лицом и схватился за весла…

– Ну, с Богом! Двинулись.