– Ну, в общем, самое крепкое вино, которое вы делаете, вы его просто выбраживаете?
– Да, а что еще с ним можно сделать?
– А есть, на чем можно нарисовать?
– Да, конечно, – сказал Сафий и достал перо, чернильницу и холст пергамента. Пергамент, судя по всему, был из какой-то очень тонкой кожи, я взял пергамент и перо, вздохнул и попробовал изобразить схему перегонного куба, так, как себе ее представлял, ну или точнее так, как ее всегда собирал на кухне мой отец, когда варил сие зелье много лет назад. Когда я закончил схематичный чертеж, то начал объяснять:
– В общем, суть в следующем, для работы с любой раной требуется спирт в первую очередь, все растворы – они на основе спирта. Ну, или можно сказать, очень крепкого вина. Для того, чтобы получить это крепкое вино, его нужно испарить вот в этом устройстве. Тут вы сами должны придумать, как и из чего его лучше сделать, но основа в том, что под этим сосудом должен гореть огонь. Потом вот змеевик, – я показал кривую черту, которую нарисовал достаточно некрасиво. – По ней идет пар, то есть выпаренный алкоголь, кипяченое вино или просто брага, и вот тут вот нужно его чем-то охладить. Лучше всего его пропустить через воду, да и вот тут должна быть емкость, куда будет капать остаток. Емкость лучше всего сделать прозрачной, чтобы видеть чистоту получаемой жидкости.
Я поднял голову и посмотрел на Сафия и Мазура, у них был очень странный вид, они смотрели на меня с явным недоверием, вниманием и, я бы даже сказал, агрессией. Минуту висела тишина, и Сафий начал:
– Э, ты думаешь, такое простое устройство может сработать и дать его, как ты сказал, СЕМУГАН?
– Самогон, ну и после повторной перегонки – почти чистый спирт.
– И что этот Самогон делает?
– Сафий, большинство воинов, которых вот я зашивал, умирают не от самих ран, часто раны– то очень несложные, а от заражения. Вы еще говорите что-то там насчет мух.
– Мухи смерти на рану сели.
– Да-да, кстати, вы очень близки к истине, мухи – одни из самых пакостных распространителей заразы. Так вот первейшее, что можно сделать, это обработать рану спиртом, ну или самогоном, и закрыть ее чистой тряпкой, после этого большая часть ваших воинов выживет уже сама по себе. Вот тряпица, смоченная в таком растворе, она и кровь остановить поможет и продезинфицирует. Так-то, конечно, еще бы зеленочку вас тут научить делать, так раны бы вообще вмиг лечить бы начали.
– Зеленочку?
– Ну да, так раствор спиртовой зеленки у нас называется, говорят, очень много жизней спас во время первой мировой войны как и йод. Ой… – я понял, что меня унесло вообще куда-то далеко в моих рассказах. – Ну, в общем, не важно, вот, Сафий, попробуйте произвести такое, только вот еще есть у этого раствора один побочный эффект, он шибает по мозгам много круче того спиртного, которое вы тут употребляете, поэтому лучше в массы это знание не выдавать, до поры, до времени.
– Ну, это ты не беспокойся, у нас тут еще и не просто так все выдавать, ты не забывай, церковники очень внимательно следят, даже то, что в твоей команде ты был главным лекарем, уже им донесено. И если у тебя там не будет погибших, к тебе уже будут вопросы, не колдун ли ты и все такое. Но не бойся, главное, чтобы ты попал к отцу Фартину, а он уже придумает как из тебя святого во плоти сделать. А что ты говорил про зеленку?
– Ну, раствор такой в моем мире есть, один из самых дешевых, его получать научились, фиг знает когда, вот он хороший очень дезинфектор. Там краситель зеленый, вот в спирте как раз растворить, и будет зеленка, – эх, вот бы мне Коляна сюда, он бы тут химическую революцию-то устроил, а я так даже школьную то программу не помню, но Сафий, по-моему, тоже что-то понимал, ну или решил что-то уже про себя.
– Ладно, Алексей, уже поздно, иди уже к себе, ты сегодня последний день в своей казарме ночуешь, завтра после литургии ты вместе с Мазуром тогда двигайся в гарем. Там вы пять дней проведете, ну а на выходе я уже тебе кандидатский домик тут рядом устрою. Службу тебе лекарскую как раз от города и предоставим. Легенда твоя в самый раз звучать будет, ну а там посмотрим, как оно пойдет. Ты иди, тебе ничего не угрожает, ты теперь герой, но от толпы берегись, увлекут в кабак, не вырвешься!
Я пошел в Казарму, дошел спокойно, ребята привыкли к моим вечерним прогулкам, тут это не было, видно, чем-то из ряда вон выходящим. Все разговоры в казарме шли только о бабах, кто сколько раз и с кем был, и кто сколько раз смог. До завтра оставался один день, и мужики были мужиками, думали сегодня только об одном. С одним небольшим дополнением, что говорили они про все это шёпотом, с ужасом оглядываясь по сторонам, рассказывая о своих подвигах. Эта тема была тут табуирована полностью, все, что касалось обсуждения сексуальных встреч, было под строжайшим запретом церкви, и говорить про это вслух было чем-то запредельным. Но, судя по рассказам, в гареме творились самые настоящие оргии, о которых я вот даже в самых смелых своих фантазиях мечтать не мог. Полнейший разврат посреди океана пуританства. Мне эти разговоры были по душе, так как и в Родном основной темой для разговора среди парней моего возраста было именно это, но я не мог сильно хвастаться тут своими подвигами, на этом поприще так как мог бы что-то ляпнуть не то, поэтому старался помалкивать, благо это тут не воспринималось как нечто неправильное. К тому же я чужеземец, и задавать мне вопросы было не нужно. Поэтому, посидев с ребятами и послушав их рассказы про рай, который завтра станет доступен, я пошел спать. Но и ребята хотели видимо побыстрей наступления дня завтрашнего и поэтому тоже все ушли спать пораньше.
Утром в этот раз не было труб, но зато были колокола, колокольный звон звучал не очень громко, но навязчиво. Казарма проснулась быстро, и ребята одевались стремительно, всем не терпелось и понятно почему. Я, как и все, тоже очень хотел попасть в серебряную часть гарема и вообще посмотреть, что же там такое может быть. Как вообще могут вести себя женщины, которых с детства воспитывали так, что они должны ублажить пришедших к ним мужчин. К тому же я был героем, кандидатом в рыцари. Мне полагался серебряный ярлык, который гарантировал какие-то космические наслаждения, выше был только золотой ярлык, о котором мои товарищи по казарме вообще могли только фантазировать. Но в начале должна была состояться литургия, где священники, как я понял, будут увещевать нас о допустимом грехопадении для продолжения рода. Я оделся, умылся, посмотрел на доспех и решил все-таки одеть его. Не то что бы мне что-то угрожало, просто как-то оставлять его без присмотра в казарме мне не хотелось. В последние две недели я действительно привык к доспеху, который надежно прикрывал мне грудь и спину. Без доспеха я чувствовал себя незащищенным. Ну и я понимал ценность моих доспехов в данном мире, ради которых уже три человека отправились на тот свет, а еще двое попали в подвал к Миллу, и, возможно, уже тоже не числились среди живых.
Литургия, как я и подозревал, была скучным и неинтересным действом, суть которого я не понимал. Мы стояли на коленях на площади напротив церкви, по рядам, согласно полученным или купленным ярлыкам. А между рядов ходили священники и громко читали проповеди или молитвы. Колени нестерпимо болели, и я радовался, что одел наколенные доспехи, которые облегчали это действие. Руки в форме цветка лотоса на уровне груди и склоненная голова. Я даже не пытался разбираться в тонкостях ритуала и молитвы. Благо от меня это и не требовалось, достаточно было стоять и время от времени говорить: «Ахх», местный вариант «Аминь». Я видел Мазура, он стоял самый первый у церкви, на коленях, так же, как и все. И наконец-то раздался колокольный перезвон, который знаменовал окончание литургии. Как я помнил, двери в гарем открываются с последним ударом. Все начали вставать на ноги и выходить с площади. Я, было, двинулся следом за всеми, но тут меня кто-то схватил за локоть!