— Тайки, привет. Это ты обновила досье Нечистого мальчишки? Да, я про родных. Сестра — что за шутки, вроде ж не была адепткой! Зачем бы он при сестре-адептке… Ах, приняли по особому распоряжению? У нее что, магический дар прорезался на третьем десятке?.. Вольнослушательницей, без магического дара? Сам Владыка?

Выслушав краткий доклад Таарии Лосо, своего лучшего аналитика — по совместительству дочери одного из баронов отца и жены Марви — Кетар нахмурился еще сильнее.

— Ни хрена себе, босс! — воскликнул Марви, который зашел минуту назад и слышал часть разговора из-за плеча Кетара. — Я же говорил, что не стоит связываться с этим пацаном! Одни неприятности…

— Погоди, — оборвал его Кетар. — Я думаю.

Сестра-адептка, да еще как-то привлекшая внимание Дракона — это меняло расклад. Не сказать, что полностью, но открывало новые заманчивые перспективы. Только работать с ними нужно аккуратнее.

Хотя… насчет неприятностей Марви тоже прав. Несмотря на свою простую манеру речи и еще более простецкие манеры, ни простаком, ни дураком он не был — иначе Кетар не приблизил бы его к себе, выбрав из уличных громил. Да и женитьбы на дочери отцовского приближенного он добиться бы не смог.

В этом свете внезапное желание мальчишки назначить встречу выглядело совсем по-другому. Уж не вздумал ли он, что может диктовать Кетару свои условия? Небось решил, что ему теперь больше денег положено… А может быть, надумал соскочить, чтобы не подставлять сестру?

Нет, вряд ли, отмел последнее соображение Кетар. Этот парень явно из тех, кого отец называет «маленькими бешеными барсуками» — ест все, не остановится ни перед чем. Да и соображалка по юному возрасту варит плохо, что бы там ни показывал индекс интеллекта. Такой будет переть вперед, несмотря ни на что, набирая и набирая скорость. Значит, будет просить больше денег или еще что-нибудь. И вот тут еще вопрос, дать или не дать. Скорее, дать, мальчишку с такой родней надо приблизить. Хотя мнение Марви стоит учесть и действовать максимально осторожно… например, заставить Сата передать свою долю в лекарственном проекте кому-то еще, а ему самому дать работу в одном из абсолютно легальных предприятий «клана». Да, пожалуй, так будет выгоднее всего в перспективе. Ну да посмотрим, как он будет торговаться.

— Мальчишка пришел, но не один, — Марви прижал руку к уху, выслушивая донесение внешней охраны. — С ним сестра, та самая. В форме вольнослушательницы. Прикажешь пропустить?

— Естественно, — кивнул Кетар.

«Ага, — подумал он, — то есть он и сестру притащил для усиления собственной позиции? Ну и бесхребетная, должно быть, девица — я бы своего брата отлупил, если бы он за моей спиной в такое ввязался!» Впрочем, это были праздные мысли: сводный брат Кетара не способен был ввязаться ни во что, потому что одна мысль о малейшем риске приводила его в ужас. И хорошо, а то бы он легко потеснил Кетара с его позиции наследника: как-никак, сын законной жены, а не наложницы.

Но даже если бы брату Кетара вдруг по стечению обстоятельств потребовалась бы хорошая порка, никто бы не поручил бы это Кетару: несмотря на свой тихий («слюнтяйский», по выражению отца) характер, он был любимчиком госпожи матушки — жены отца — а значит, неприкосновенным.

Однако когда девушка вошла, Кетар сразу шестым чувством, развитой интуицией человека, наученного неплохо разбираться в людях, понял: девица вовсе не бесхребетная. И не братец притащил ее для того, чтобы поддержать какие-то свои претензии, а сама она пришла разбираться с художествами брата и чего-то требовать.

Что ему подсказало? Много чего: поза, походка, прочие мелочи, которые толком не опишешь и которые едва регистрируются сознанием. Девушка держалась скованно, было видно, что ей не по себе от охранников, которые ее сопровождали — но при этом умудрялась задирать подбородок. И вообще от нее так и веяло сдержанной яростью. То есть она была из тех, кто превращает страх в гнев. Такие люди опасны — ими сложнее управлять.

Но самое главное, ее лицо. Бледное, решительное… с широкой полосой обожженной, воспаленной розовой кожи, перечеркивающей переносицу и окружающей глаза. Не просто шрам, всем шрамам шрам! В досье Кетар мельком прочел о «травме лица», но и представить не мог, что дело настолько серьезно. А девушка не сделала попытки исправить уродство, замаскировать его или надеть маску — шла как есть, выставив свою боль всему миру.

При этом не похоже было, что ей плевать на внешность: форма с иголочки и выглажена очень тщательно — ну, адепткам положено — но и волосы уложены максимально аккуратно, и ногти подпилены и покрыты прозрачным лаком, хотя правила Академии этого не требуют, и даже губы подкрашены, посему очень четко выделяются на бледном лице вместе с веснушками.

Вид этого шрама на лице и гордо поднятой головы Даари Сат ударил Кетара словно ножом. На миг он забыл все свои ленивые, самодовольные размышления о том, как привлечь и удержать мальчишку, забыл рассуждения о финансах, и что нужно выполнить мечту отца, пока тот еще жив, показать этому старому уроду. Он помнил только солнечный, невыносимо жаркий летний день, себя на переднем сиденье отцовской безлошадной повозки, то, как кожа кресла казалась потной под пальцами, как пересохло в горле. Ему было тогда ровно столько же, сколько мальчишке Таарну Сату — двенадцать лет.

«Смотри, — сказал отец, — смотри, это потаскуха, что родила тебя, а потом предпочла грязь чести клана. Смотри. Я счел недостойным себя даже убивать ее!»

И Кетар смотрел, смотрел во все глаза на женщину, которая вытащила из заднего входа богатого дома на Восьмой Солнечной улице множество мешков с мусором и начала по очереди заталкивать их в переполненный мусорный бак. Невысокая, в косынке и перчатках уборщицы, в джинсах с дырой на колене и простой футболке, без косметики, еще совсем молодая и красивая, с такой же родинкой над верхней губой, как у самого Кетара… Когда она повернулась другим боком, чтобы убрать мешки, он заметил громадный уродливый шрам, разрубивший ее вторую щеку.

«Смотри, — повторил отец, — она убирает мусор в домах много хуже того, где когда-то жила, чтобы прокормить себя и свое отродье. Она предпочла это тому, чтобы быть твоей матерью и моей возлюбленной. Так что больше ничего не желаю о ней слышать, особенно от тебя!»