— Наверное, напились до беспамятства?
— Поехал на работу, днем сыграл партию в гольф. Малышки не стало, отмучалась. Я уже ничем не мог ей помочь. Никакие скорбь и траур не вернули бы нас друг другу. Поэтому я сделал то, что делал каждый день, — поехал на работу, а потом играть в гольф. Так и нужно относиться к смерти. Делать, что делал всегда, потому что уже ничто ни для кого не изменится.
В холле веяло прохладой, кондиционер работал на полную мощность, но Силвербуша все равно бросило в жар. Провел ладонью по лбу — влажный. Стало неловко, и он незаметно вытер мокрые пальцы о куртку.
— Он, кажется, сильно мучился, — продолжал Хармон. — Я имею в виду Эвана.
— Трудно сказать наверняка.
— Сынок, не пудри мне мозги. Правда дороже.
Силвербуш кивнул.
— Тогда, к сожалению, вынужден сообщить, что, по всей вероятности, мучился он сильно. Способ убийства был крайне жестоким.
Хармон ничего не ответил, и, поскольку окружному прокурору не хотелось затягивать паузу, он решил продолжить:
— У вас есть соображения… вы не знаете никого, кто желал бы вашему сыну такой смерти?
— Эбби… его жена… она его видела? Видела его таким?
— Ей показали тело на месте преступления.
— Наверное, там было еще ужаснее, — отозвался Хармон. — Все эти отметины… похоже на ожоги… откуда они?
— У меня пока нет коронерского заключения, сэр. Но я так понял, что медэксперт склонен считать эти отметины… — Силвербуш запнулся. Ладно, сенатор сам сказал, что правда дороже. — Это следы от электрошокового ружья. Таково мнение коронера.
В глазах Хармона что-то мелькнуло. Всего лишь на мгновение, как будто он что-то вспомнил.
— Сэр? — позвал Силвербуш.
— Да?
— Вы ведь что-то слышали про электрошоковое ружье? Я прав?
— Это устройство не на каждом шагу встретишь…
— Вам что-то известно? Кто-то упоминал такое ружье?