– Понятно… Неужели я ошибся… – скупо обронил он. Голубые глаза старого друга потемнели, неправильные черты лица заострились. – Какие у вас там африканские страсти кипят, – вдруг ни к селу ни к городу добавил он. – Однако странно: сумма совершенно смешная. Так рисковать из-за копеек, с его-то способностями? Ничего не понимаю. Ладно, возьму, пожалуй, пару деньков отпуска и сделаю дабл-чек всех его операций. К сожалению, уволить его мы сейчас никак не можем, слишком серьезные люди завязаны… Да и формально он ничего не украл. Ну, наорал на тебя, с кем не бывает. Может, это был нервный срыв, а может, и что-то другое… В общем, так: я сделаю вид, что ничего не знаю об инциденте. Позвоню ему, как обычно… посмотрим, что получится. Клиентов новых ему давать мы, естественно, не будем, а ты подумай, кому можно перепоручить старых. И заканчивайте, в конце-то концов, работу с наличкой, какой-то семнадцатый век, ей-богу! – криво улыбнулся напоследок школьный товарищ.
Осторожно: психопат
Женька вышел на связь через пару дней. Он был мрачен, но начал с хорошей новости:
– Все проверил, никаких нареканий по текущим работам нет. Все идеально, и даже слишком, но… – Он сделал паузу, потер нос и продолжил: – Пробил инфу о нем здесь, в Канаде, – мой друг упорно избегал называть Марка по имени. – Жесть полная: незаконная предпринимательская деятельность, уклонение от уплаты налогов. Был осужден за сопротивление полиции, год отсидел. Депортирован. Вот такие дела. Он пожизненно невыездной. Вот и бесится. Нашел я кое-что и про его отца. Даже вспомнил его: жесткий психопат-садист, бил ребенка и покалечил жену, тоже сидит на пожизненном, газеты писали…
Я была в шоке.
Вечером позвонила жена Марка.
– Пожалуйста, приезжайте, – сквозь слезы бормотала она, – Марк хотел покончить с собой.
Если бы Женька не рассказал мне с утра невероятные новости про прошлое Марка, я бы, конечно, никуда не поехала. Но сейчас мое сердце дрогнуло. Я хотела увидеть собственными глазами, что эта парочка меня разыгрывает и давит на жалость.
Вот только, зайдя в их съемную квартиру, я уже не была так уверена в своей правоте. Крошечная комнатушка без прихожей находилась в заплеванном подъезде самого спального района Москвы. Предо мной предстала печальная картина их быта: покоцанная мебель, свисающие лохмотьями обои, сидячая ванна с хлипкой дверью. Впрочем, именно эта дышащая на ладан дверь помогла жене спасти Марка.
Он лежал на продавленном матрасе лицом к стене, серая клочковатая борода неопрятно торчала в разные стороны. От немытого тела ужасно воняло сортиром, запястья обмотаны светлыми женскими колготками, побуревшими от пропитавшей их крови. Испуганная маленькая женщина беспрерывно плакала.
Словом, если эта сцена была разыграна только ради меня, то они оба, без сомнения, заслуживали «Оскара».
Комок подступил к горлу. Я неожиданно для себя начала гладить его по голове, приговаривая:
– Прости, пожалуйста, прости меня.
Он остановил мою руку и прижал ее к лицу. Глухо произнес:
– Я не крал эти деньги.
– Я верю, – ответила я, чувствуя себя героиней мелодрамы. – Забудем это.
– Могу я выйти на работу? – в его голосе звучала мольба.
– Конечно, давай, приходи в себя! Увидимся!
Жена продолжала рыдать. Я посоветовала ей купить в аптеке что-нибудь успокоительное. И с иронией вспомнила, что многие наши состоятельные клиентки горячо мечтали оказаться на ее месте.
Евгению я решила ничего не рассказывать: было стыдно.