— Кто знает, кто знает? — откликнулся Сив. — Такого рода пожертвования случаются здесь часто?
— Весьма часто. Приход здесь богатый, и о. Гуарда умел раскошелить их в пользу церкви. Но, конечно, в таких случаях выписывался чек. Не припомню, чтобы кто-нибудь делал такой большой взнос наличными.
Сив насторожился, заинтересованный.
— Кто обходил прихожан с тарелкой для сбора пожертвований?
— Я.
— Можете ли вы припомнить, как этот человек выглядел?
— Ну, это был мужчина, — ответил о, Доннелли и, взглянув на их лица, поспешно прибавил. — Я вовсе не пытаюсь шутить. Просто я действительно не помню ничего кроме того, что это был мужчина. Как-то не обратил внимания, и у меня вообще...
— Вы уже говорили, — перебил его Сив. — У вас плохая память на лица.
— Другие присутствующие на мессе тоже не обратили на него внимания. Я очень сожалею, детектив. Похоже, я больше ничем не могу вам помочь.
Сив захлопнул свою записную книжку.
— Ничего, святой отец. — К сожалению, это весьма типично для всех свидетелей, подумал он. Если не быть предельно внимательным, то однотипные ответы на все твои вопросы заведут тебя в тупик, прежде чем ты найдешь — во всяком случае. Сив обычно находил — какую-нибудь зацепку, которая наведет тебя на след. — Вы сделали все, что могли.
О. Доннелли кивнул, но по выражению его лица было очевидно, что он не был уверен в том, что сумел чем-нибудь помочь.
Они были уже почти в дверях, когда священник окликнул их. Они остановились, и он почти бегом догнал их. — Я еще кое-что припомнил, — сообщил он. — Когда я пересчитывал деньги на тарелке для пожертвований, я обратил внимание на следы пудры на тысячедолларовой купюре.
— Следы пудры? — переспросил Сив.
— Я не был уверен в этом, и, соскоблив, эту цветную пыль, показал ее м-ру Диллону, потому что она показалась мне странной. И он сказал, что это — макияж.
— Макияж?
О. Доннелли кивнул.
— Ну да. Знаете, такой — телесного цвета. Женщины накладывают его себе на щеки.
— А вы, случайно, не сохранили эту пыль? — спросил Сив.
Лицо о. Доннелли погрустнело. — Да нет, — ответил он. — Ее и было то чуть-чуть.