– Сколько ты выпил? – спросила она подозрительно. От него исходили запахи чего угодно, но только не алкоголя – шоколада, малины, пота и цитрусовых.

Он прикоснулся к бокалу вина губами, едва смочив их. Свет люстр мерцал на влаге, оставшейся на губах.

– А насколько вы устали?

– Четыре дня. Без сна. Морская болезнь была очень тяжелой.

Казалось, он не понял, что у нее есть оправдание. Пожалуй, это раздражало его, но по его лицу было трудно что-то понять – так хорошо он владел собой.

– Это многое объясняет.

– Ты не ответил на мой вопрос.

От бокала, который он вращал в пальцах, исходил сладкий, золотой аромат.

– Мы открыли бутылку шампанского. Я позволил кулинарной писательнице провести день в кухнях. Она изучала нашу работу и захотела отблагодарить нас.

Сколько из той бутылки досталось ему, если ее разделили на всех?

– В кухнях? – с удивлением переспросила она. Он же сказал, что управляет здесь всем?

В его до этого момента вежливом лице блеснул обсидиан.

– Полагаю, я вчера представился вам. – Он опять повернул бокал. В его голосе проявилось сдерживаемое раздражение. – Видимо, вы забыли мое имя.

Она усмехнулась:

– Ну, да, однако я никогда не забываю красивые лица.

Бокал прекратил вращаться так внезапно, что вино поднялось по стенкам. Черные глаза заблестели.

– Я просто дразню тебя! Люк Леруа, видишь? Я помню.

Его челюсть напряглась.

– Вы мне льстите.

– Вы хотите, чтобы я пала пред вами на колени, ваше величество?