Далее мы прошли через проходную с турникетом, где майор отдал дежурному внушительную бумагу с печатями. Нас пропустили и, пройдя по коридорам метров пятьдесят, мы стали спускаться под землю по обычной бетонной лестнице с металлическими перилами, где на каждой площадке между пролетами висели различные предупреждающие знаки. Понятно, что от каре три на три не осталось и следа. Спустившись этажа на три, мы, наконец, остановились и майор, приложив свою карточку к какой-то пластиковой коробке, установленной на дверном косяке, заставил засветиться зеленым индикатор у нас над головами. Массивная дверь отъехала в сторону, и затем он нас впустил вовнутрь. Это было что-то вроде комнаты средних размеров, из которой в разные стороны уходили два узких коридора. Майор подошел к сидевшему в углу за столом офицеру и протянул еще одну бумагу. Дежурный офицер был никак не старше тридцати, был явно чужд не только спорту, но и простой физкультуре и носил при этом гренадерские усы. Он внимательно изучил протянутую бумагу, а затем стал тыкать в нее пальцем, сопровождая свои действия зловещим шепотом. Очевидно, несоответствий было найдено много. Майор побагровел и немедленно схватился за трубку телефона. Он явно требовал на связь какого-то генерала, временами срываясь на крик и топая ногами. Наконец, в трубке, наконец-то ответили и майор, перейдя на заискивающий полушепот и прикрывая трубку ладонью, очевидно, стал, клеймить усатого обидчика, время от времени, указывая в его сторону ладонью, но при этом, не поворачиваясь к нему всем остальным телом. Наконец, трубка была передана сидящему за столом гренадеру-бюрократу. Тот пару раз кивнул, и, видимо, смягчившись, повесил трубку. Он улыбался. Затем он встал и позвал еще кого-то. Видимо, это был штатный фотограф, который на вид был и вовсе экзотичен. Это был сикх в оранжевой чалме и с усами, раза в два длиннее, чем у начальника. Именно он нас поочередно усаживал и фотографировал, требуя немедленно прекратить улыбаться. Начальник же, у тех, кто высвободился из рук сикха, сосредоточенно брал отпечатки пальцев. Затем, примерно через полчаса, пропуска были готовы, и мы двинулись дальше – на вещевой склад. Он тоже находился под землей. Это было странно, и, очевидно, не особенно удобно, но, размышлять о странностях армейских предпочтений было некогда. Довольно скоро, угрюмый тощий кладовщик выдал нам форму авиационной обслуги ВМФ, после чего молча, просто закрыл дверь прямо у нас перед носом. В общем-то, мы получили ту же форму, что и обслуга палубной авиации, но несколько иного, чуть более глубокого синего цвета. Потом выяснилось, что такую форму получают все гражданские специалисты, которые живут на базах или кораблях. Нашу же одежду, кладовщик упаковал в коробки и велел каждому написать на ней адрес. Майор еще раз подтвердил, что наши вещи, отошлют обратно в Израиль. При этом он злорадно изрек, видимо, давно заготовленную шутку: «Вшей у нас и своих хватает!» Он громогласно заржал, явно довольный, что удалось, наконец, блеснуть остроумием. Еще четыре человека, кроме меня были с рюкзаками. Все вещи обыскали. Мой калькулятор снова оставили без внимания, а небольшой перочинный ножик у Менахема изъяли. С Менахемом я уже успел немного познакомиться в самолете. Вообще-то, он предпочитал, чтобы его называли коротко – Мени, но мне больше нравилось так. Очевидно, угрюмый, но солидный Менахем производил на американских подземных моряков-авиаторов самое подозрительное впечатление, несмотря на то, что пороху он понюхал куда больше их всех вместе взятых.

Наконец-то настало долгожданное время обеда. Вконец измочаленный штабными битвами майор привел нас в столовку, и, схватив со столика чашку побольше, налил себе кофе. Он явно решил было немного расслабиться, но до завершения его кошмара было еще далеко. В принципе ничего особенного не произошло. Просто нас попытались накормить какими-то вполне приличными на вид бутербродами, однако половина группы от еды отказалась, поскольку нигде не было найдено клейма «кошерно». Таким образом, другая, менее набожная, или же – более голодная часть нашей компании, получила двойную порцию. Майор же снова разразился тихой шипящей тирадой в адрес в край осточертевших ему гражданских. Он бегал то туда, то сюда, он орал на кого-то и его было слышно из самых разных коридоров. Время от времени он прибегал и вращал глазами, испуская молнии на поваров, затем он куда-то звонил, угрожая и что-то у кого-то требуя. В результате, еще часа через полтора явился некий коренастый человек в странной форме. В руках у него были большие контейнеры с ручками. Он был чем-то похож на провинциального фокусника. Позади него мельтешили два бойца, видимо – ассистенты. Они несли внушительных размеров кастрюлю и накрытый прозрачной крышкой поднос с хлебом. Коренастый объявил, что он военный раввин и даже показал удостоверение. Далее, всю еду, что была расставлена на столе, он объявил кошерной, и тем самым, инцидент на этом был вроде как исчерпан. Мы хорошо поели и после даже успели сыграть несколько партий в карты.

Примерно через час майор снова потащил нас длинными унылыми коридорами в большой зал, где начался инструктаж, проводимый незнакомым доселе капитаном, и повергший даже суровых израильских вояк вроде Моше и Ицхака в полнейшее уныние. Режим нашей работы, оказалось, будет походить на тот, что обыкновенно бывает на кораблях или подлодках. Шесть часов работает одна тройка, а затем заступает следующая. Первая же двенадцать часов условно свободна. Условно, потому что на базе постоянно проходят какие-то учения. В некоторых мы обязаны принимать участие, если только не находимся на вахте. Таковых, слава богу, было немного: пожаротушение, обеспечение личной защиты при ядерном нападении и что-то еще, связанное со стихийными бедствиями. Конкретно, действия, которые входят в наши обязанности, будут доложены на базе. Арон Зингер попытался, было, возмутиться, мол, он вообще-то сюда не пожары тушить приехал, а программы писать. Но эта глупая гражданская филиппика была прервана капитаном-инструктором в самом зародыше:

– Отставить! Вы что же это, мистер программист, будете стоять и программировать, когда огонь уже к вашим штанам подступил?

На это возразить было действительно нечего. Никто, разумеется, стоять и программировать в таком случае не предполагал. В общем, все вдруг стало казаться каким-то бессмысленным, и лишь по лицу Ицхака было понятно, что на учения по части пожаротушения, он уже положил с большим прибором.

– Вопросы есть?– осведомился капитан таким тоном, словно бы он не боролся в течение часа с нашей безграмотностью, а перетаскивал статую Свободы с ее родного острова на смотровую площадку Эмпайр Стэйтс Билдинг, без лифта, разумеется.

Одним словом, вопросов не было.

Капитан многозначительно посмотрел на часы и сообщил, что пора строиться. Скоро вылетаем. Солнце уже клонилось к закату, если не сказать: «Смеркалось».

***

Зигмунд снова залез в железный ящик, который лежал на полу с открытой крышкой, и достал все папки. Одна из них была, собственно, делом, подшитым в скоросшиватель. Он тщательно пролистал все листки постановлений и справок, но не нашел ничего, что касалось бы проверок в штабе ВМФ. Что это за группа? На какой проект она прибыла? Не говоря уже о подробностях связанных с финансированием, как то – реквизиты кредитных линий, имена бухгалтеров, аудиторов и прочее, что могло бы как-то помочь. В общем, было это странно – дальше некуда, а потому он достал блокнот и записал:

«Вопросы к шефу:

Почему нет никаких следов проверок военных? Надо ли нам поднимать об этом вопрос?»

Затем он отложил блокнот и стал читать дальше.