– Никогда коньяк не пробовал.

– Цыц, молодой!

– Оляяя! Рюмки!

– Ну что, мужики, за Победу!

– А насчёт твоего «чую»… Знаешь, Ваня, твоё чутьё нас ни разу не подводило. Сходи – пообщайся. Может интересного что узнаешь. – С выпитого Колю «повело». – Может и пригодится нам хмырь этот. Только вот никак не пойму для чего он нам нужен?

Иван задумался. Коньячные пары немного шумели в голове и не давали собраться в кучку мыслям.

– Ты меня уважаешь? Коля от удивления аж икнул.

– Ты со стакана напиться умудрился, друг мой?

– А Ермакова? Уважаешь? – В глазах Ивана не было ни капли хмеля.

Вождь подобрался и согнал расслабленную улыбку с лица. Разговор, судя по всему, намечался серьёзный.

– Да.

– А знаешь, что мне в самый-самый мой первый день здесь дядя Паша сказал?

– …?

– «Не суди, да не судим будешь». И запомнил я это очень хорошо. Помнишь, что девка рассказывала? Ни еды, ни воды, ни огня. Вообще ничего нет! Я сейчас думаю, а чтобы делал на их месте я? А ты? Не думал об этом?

– Даже думать об этом не хочу! По-любому надо человеком оставаться!

– Слова, слова… Ты же видел всю их верхушку. Я б не сказал, что они сильно упитанные. Тоже ведь тощие. Я не оправдываю их. Я понять хочу. Маляренко помолчал. За столом они остались вдвоём.

– Чем больше думаю об этом, тем больше боюсь. Не знаю в кого бы Я превратился. За свою жизнь я бы ещё круче локтями толкался.

Хотя солнце припекало и пить хотелось очень сильно, Романов очнулся не из-за жары и не от жажды. Какая-то мелкая многоногая тварь шастала по его лицу, пытаясь забраться в нос. Володя заорал, громко чихнул, открыл глаза и принялся вертеться. Встать, почему-то, никак не получалось.

– Чё, тварь, допрыгался? – Сидевшие неподалёку на свежем холмике «бомжи» злобно щерились. – Вон, за тобой уже идут. Сейчас тебя кончать будут.

Володя замер. Связанных за спиной рук он уже не чувствовал. Ног тоже. Презрительно отвернувшись от могильщиков, он смотрел на приближающегося мужика.