«Вот! С лучшими намерениями, но они уже сами дают мне в руки оружие против своего преподобного Люциуса. Неужели закончились для тебя удача и небесная протекция?» — снова улыбнувшись, подумал Дэве.

Но в этот момент, покрывая шум и ропот толпы, во дворе Собора святого Павла раздался новый — высокомерный, привыкший повелевать и нетерпящий возражений голос:

— И вы посмеете без доказательств, основываясь на, смею сказать, беспочвенных подозрениях, обыскать келью священника — служителя храма господня?

Народ расступился, давая дорогу человеку, в самом тоне которого слышалась почти неограниченная власть. Высокий, лет тридцати пяти-сорока, роскошно и со вкусом одетый, он, опираясь на изысканную тросточку, гордо шагал по освобожденному для него проходу к Дэве, Люциусу и остальным принимающим самое оживленное участие в этом действе людям.

Не обращая внимания на то, сколь почтительными поклонами приветствовали прибывшего священническая братия и сам архидьякон, сержант, выступив вперед, преградил ему путь:

— Да кто вы такой, чтобы вмешиваться? — спросил он, думая, что перед ним всего лишь простой дворянин, власть которого ограничивается его богатством.

С презрительной усмешкой окинув взглядом офицера городской стражи и сочтя его крайне незначительной и не заслуживающей внимания фигурой, этот весьма представительного вида незнакомец обратился прямо к Адаму Дэве:

— Господин констебль! — сказал он c властным подъемом. — Имею ли я право, вмешиваться в дела Церкви?

Он сделал особый упор на последнем слове и Дэве был вынужден покорно склонить голову:

— Да… господин епископ, — пробормотал он. И все, кто до этих пор не понимал, кто перед ними — или точнее: перед кем они! — находятся, склонились в нижайшем поклоне прелату церкви.

С дрожью не то разочарования, не то бешенства Адам Дэве почувствовал огромную разницу между своей должностью и саном человека пришедшего на помощь его противнику.

— Но закон для всех один, — еле слышно прошептал он, отирая вспотевший от осознания сокрушительнейшего поражения лоб.

— Вы умный человек, господин Дэве, — так же тихо отвечал расслышавший его епископ, — и должны понимать, что это не так. А впрочем, я уверен в невиновности моего доброго друга Люциуса, — добавил он уже громче, — и мог бы поручиться за него, если бы порукою ему не были самые дела его.

Эти слова епископа были встречены бурным одобрением толпы.

— Но, тем не менее, произошедшее во дворе собора убийство бросает тень на сам собор, и поэтому я — епископ лондонский, — будучи заинтересован в скорейшем раскрытии этого преступления попрошу начальника полиции — уважаемого господина Хувера — лично! заняться его расследованием.

Услышав это, Адам Дэве молча поклонился епископу и, бросив на архидьякона выразительный взгляд, словно говоривший: «Я уверен: убийца ты!», ушел. Сержант и оба стражника последовали за ним. Затем был унесен в храм труп барона Анкепа, и, когда вслед за ним в соборе исчезли и епископ с архидьяконом, толпа, справедливо решившая, что после отстранения Дэве и ухода высоких сановников церкви ничего интересного здесь больше ожидать не стоит, тоже стала расходиться.