– Скромный какой. Так вот, боец резерва, дядя Алтай – музыкант. – Пёстрый поднял вверх указательный палец. – Он такой музыкант… «Группу крови» слышал? То-то! Его. Он Цою все песни написал… Поэтому Цой жив. И «Звезду по имени Солнце» – тоже.
Парень посмотрел на меня – в глазах его зажглось детское любопытство.
– И «Восьмиклассницу», – вспоминал Пёстрый, – и про троллейбус на восток…
Поражённый моим величием, парень вышел из кухни.
Линза снова налил.
– Какой, нахер, Цой, – сказал я, глядя на пасмурное небо за окном.
– Виктор Робертович, – пояснил Пёстрый. – Не тупи – что смешно, то не грешно. – Пёстрый помолчал, обдумывая какое-то новое коленце. – А что, не хотел бы? Нет, ты скажи… как на духу. Никогда не хотел очутиться на его месте? Виктора Робертовича? Спеть то, что спел он? Скажи, не хотел?
– Не хотел, – сказал я, не совсем понимая – вру или нет.
Полдень только приближался, но мне почему-то казалось, что небо уже понемногу темнеет и тяжелеет. И опускается к земле, сползает, как медленная лавина, как окончательная и неотвратимая египетская тьма.
Подперев подбородок кулаком, Пёстрый смотрел в окно и улыбался.
– Весёлое время вспомнил? – поинтересовался Линза. – Воздух тут такой – волей тянет…
– Ну да, весёлое время… – Пёстрый вынырнул из грёзы. – До сих пор смеюсь. Когда меня осколок шибанул, сам себя позабыл – лежу, кричу, и никакого стыда. Не сказать, что больно, а просто такое чувство… будто в целом свете один остался. А раз один – то всё можно. Смешно. Лежу, кричу… Тут и подобрали. А рана-то – тьфу. Только руку и срубило.
В дверь позвонили. Вошли Набоб и Лукум, по очереди обнялись с Линзой.
– Ползаете, как черепахи, – сказал Пёстрый.
– А куда торопиться? – Набоб подхватил с тарелки дольку огурца.
– К Малому. – Пёстрый тронул протезом руку Линзы. – Ставь третью рюмку.
– Я не буду, – отказался Лукум. – Рано ещё.
– Часом раньше, часом позже… – сказал Набоб и уточнил: – Я не про водку – про Малого.
– Быстрее надо. – Пёстрый посмотрел на нас, выдерживая паузу. – Командиру поддержка нужна.
– Что случилось? – Лукум насторожился.