Есть ли в моих книгах…

На вопрос, лежала ли в основе моей книги «На Западном фронте без перемен» определенная цель, я могу честно ответить, что мои спонтанные воспоминания о Великой войне лишь передают то, что я, как и миллионы моих товарищей, увидел и пережил за эти пять лет человекоубийства. Справедливо ли столь часто приводимое возражение, что моя книга оказала роковое влияние на молодое поколение, что она убивает благородное чувство патриотизма и стремление к героизму – те качества, которые с незапамятных времен считались высшими добродетелями тевтонской расы? Если мной и владела какая-то основополагающая идея, то это была любовь к отечеству – в истинном и подлинном, а не в узком и шовинистическом смысле этого слова, а также преклонение перед героизмом. Однако это не означает ни слепого восторга перед кровопролитием на полях сражений, ни одобрения современной военной стратегии со всеми ее затратами на вооружение и технику. Во все времена война была жестоким орудием стремления к славе и жажды власти, она всегда противоречила основным принципам справедливости, которые присущи всем нравственно здоровым людям. Никогда серьезное нарушение принципов справедливости не может само по себе сделать войну законной и правомерной.

Начиная с периода между 1914 и 1918 годами, мы привыкли видеть лишь героическую и лучезарную сторону войны. Исторические книги неверно изображают славу храбрых героев, которые приобрели вечный почет тем, что воевали, сражались и умирали ради своей страны. Эти люди бессмертны, потому что они были храбры и бесстрашны. С тех пор как огнестрельное оружие было усовершенствовано, а точность его возросла, с тех пор как стала использоваться тяжелая артиллерия, аэропланы, танки и газ, с появлением механической военной техники и военных заводов, характерных для современных методов ведения войны, настоящая храбрость солдата, который не страшится своего противника, поневоле уступила место абсолютно пассивному мужеству, которое скорее ближе к фатализму восточных людей.

В особенности в последние два года войны техническая организация боевых действий достигла такого ошеломительного прогресса, что отдельные люди стали полностью зависеть от случая. Многие солдаты из тех полков, которые почти в полном составе были уничтожены в своих окопах, в течение двух или трех лет позиционной войны едва ли хоть раз видели своего врага в лицо, за исключением пленных, которых захватывали после какого-нибудь решительного наступления. Война – в высоком, героическом смысле этого слова – перестала существовать. Она превратилась в бессмысленный ужас, в котором механическая сила сбивала людей с ног, перемалывала и калечила их. Человеку в окопах не оставалось ничего иного, как безропотно и смиренно ждать, настигнет ли его этот ужас, как настиг сотни и тысячи его товарищей; а если он выберется из него невредимым, то не благодаря личной отваге, а лишь благодаря своей счастливой звезде, благодаря случаю. Я хотел бы привести в пример некую аналогию: предположим, что я нахожусь в компании солдат, стоящих в строю. Каждый пятый человек должен предстать перед военным трибуналом. Выпадет ли мне смертельный жребий? Или я выйду из этого строя живым? Я могу лишь покорно ждать, как решит судьба. Личной отвагой и мужеством во все времена восхищались, и так будет всегда, при условии, что они не выражаются в какой-либо бессмысленной форме. Конфликты политического и дипломатического толка между странами следовало бы улаживать соответствующими методами. Война как оборона и ultima ratio[51] была бы оправданной только в том случае, если бы европейской цивилизации угрожали так, как это делали гунны в раннем Средневековье.

Патриотизм – понятие высокое и благородное, однако шовинизм стал опасной угрозой с тех пор, как современный мир захлестнула волна национализма, которая распространяет евангелие ненависти и проповедует грубую силу. Этот шовинизм можно обнаружить во всех европейских странах, как в Германии, так и в Италии. По мнению шовинистов, по-настоящему патриотичным является только агрессивный национализм, а пацифизм и миролюбие, или даже простое осуждение ужасов войны они называют трусостью. Однако они забывают, что в теперешние неспокойные времена воин проявляет меньше мужества, чем тот, кто отваживается объявить себя пацифистом. Из подобных соображений вытекает, что против меня обратились крайние радикалы, в то время как умеренные силы даже в консервативном лагере признают ту достоверность, с которой я изобразил ужасы войны. Никто не может отрицать, что я люблю всё, что есть в моей стране великого и благородного, и что я от всего сердца желал бы, чтобы Германия отдохнула от своей теперешней нищеты.

Когда на экраны вышел фильм «На Западном фронте без перемен», влиятельные политические круги воспользовались всеми мыслимыми средствами, чтобы запретить его прокат в Германии. Как всем известно, им это удалось. Цензор запретил прокат фильма на том основании, что отвага немецких солдат показана в нем не во всем своем величии и славе. Такое обоснование решительно несправедливо, поскольку фильм показывает лишь человеческую сторону фронтовой жизни. То, что противодействие моим произведениям не всегда исходит от нейтральной стороны, забавным образом доказывает один случай, который произошел в свое время в связи с моей книгой. Главный печатный орган национал-социалистов опубликовал статью об одном солдате, который четыре года сражался в окопах. «Ангриф»[52] хвалила эту статью, которая слово в слово повторяла пять страниц моей книги, называя ее грандиозным рассказом, основанным на фактах, а не «выдумкой Ремарка». Моя книга имела успех, потому что она со всей простотой описывала человеческую сторону жизни в окопах, человеческое величие и слабость, мужество и смелость. Попытайся я поставить героев войны на сверхчеловеческий пьедестал, эта книга никогда не имела бы такого успеха. Немецкая армия и немецкий солдат никогда не были более героическими в самом прямом смысле этого слова, чем в 1918 году, когда звезда Германии потускнела. В то время техническое превосходство неприятеля стало таким подавляющим, что войскам оставалось лишь оказывать сопротивление до самого горького конца, напрягая каждый нерв в героической оборонительной войне.

Никто не может желать, чтобы такое страшное время вновь настало. Величайший технический и военный прогресс не может оправдать подобного желания. Ни один здравомыслящий человек не может желать возникновения эпидемии вроде чумы, чтобы врачи имели возможность продемонстрировать свое мастерство.

Практическая воспитательная деятельность…