– Ммм, Бог сказал: «Соломон, я все понимаю; когда передумаешь, дай мне знать». И я таки остался много доволен, потому что мне дали выговориться, мир стал лучше и чище, а теперь я сижу в месте хоть и довольно грязном, зато я свободен. И да, я свободен есть свинину, если уж Господь распорядился так, что свинина оказалась в моей кастрюле.
А Соломон между тем вернулся к работе.
– Я, чтоб ты знал, делаю зубчатые колесики, мальчик мой, вот для этих часов. Эта работа трудоемкая, требует значительной координации руки и глаза, но по-своему еще и очень успокаивает, вот почему я таки охотно берусь за колесико-другое. Выходит, я помогаю времени узнать, что оно такое, точно так же, как время знает, чем стану я.
Повисло молчание, нарушаемое лишь убаюкивающими звуками Соломоновых инструментов; оно и к лучшему, потому что Финт не знал, что тут сказать; он гадал про себя: это все потому, что Соломон еврей, или потому, что Соломон так стар, или то и другое вместе, и наконец заявил:
– Мне надо бы подумать малость, я ведь тебе сейчас не нужен? Я, понятное дело, переоденусь.
А все потому, что Финт не сомневался: лучше всего думается, пока тошеришься. Прошлой ночью прошел дождичек, но не сильный; и теперь ему хотелось немного побыть наедине с собой.
Соломон только отмахнулся:
– Ступай, мальчик, на меня не оглядывайся. И Онана с собой возьми, будь так добр…
Чуть позже чуть в стороне приподнялась решетка сливного люка – и Финт ловко спрыгнул в свой мир. Поскольку прошел дождь, внизу было не так уж и плохо, а поскольку все еще стоял белый день, по туннелям гуляло эхо, о да, много эха. Там чего только не услышишь – а голоса разносятся от края до края. И от каждого звука остается умирающий призрак, и отлетает – кто знает, в какую даль?
А прибавьте к этому еще и шумы с улицы: иногда можно было целый разговор подслушать, если собеседники стояли у самого люка и болтали без умолку, даже не подозревая о том, что внизу затаился тошер. Однажды какая-то дама выходила из кареты, споткнулась, выронила кошелек, а он возьми и раскройся. Тошерское счастье не подвело: несколько монет скатились в ближайший водосток. Юный Финт услышал ее вопли и проклятия на голову лакея, который якобы плохо придержал дверь, и поспешил на звук – а звенело уже в туннеле, и, словно манна небесная, ему чуть ли не в руки упали полсоверена, две полукроны, шестипенсовик, четыре пенса и фартинг.
В ту пору Финт здорово вознегодовал из-за фартинга: что, скажите, фартинг делает в кошельке знатной леди при кучере?! Фартинги – они для бедноты, и полуфартинги тоже!
Такие удачные дни выпадали нечасто; а вот по ночам… по ночам канализационные туннели словно бы оживали. Тошерам нравились ночи, слегка подсвеченные луной. В такую пору они иногда прихватывали с собой потайной фонарь – с маленькой дверцей, чтобы прикрыть свет, если не хочешь, чтобы тебя заметили. Но фонари дороги и громоздки, а тошеру порою приходится действовать быстро.
Ведь там, в темноте, водятся не только славные честные тошеры, о нет, скажете тоже! Есть там и крысы, понятное дело, – это их естественное обиталище, и крысы не то чтобы рады встрече с тобой, а ты – с ними, но следом за крысами приходят крысоловы, они ловят крыс для собачьих боев.
А дальше начинается по-настоящему ужасное…
В городе еще осталось немало мест, где канализационные стоки открыты, проложены над землей и некоторые притворяются реками; то есть глухой ночью туда может упасть или свалиться все, что катится и не тонет. Благоразумный тошер от таких районов держался подальше, но были и другие люди, которые использовали эти глухие места и канализационные стоки в своих целях – обычно такие люди не станут лишний раз с пути сворачивать, чтобы гробануть тошера, но, с другой стороны, под настроение вполне могут – просто смеха ради.
А посмеяться они любят…
Мысли Финта вновь вернулись к тому, что рассказала Мари-Джо. Кто-то – с виду адвокат – расспрашивал о человеке по имени Финт. А Мари-Джо мозгов не занимать; не то бы не выжила.
Эти мысли пронеслись в его голове подобно приливу (та еще помеха для тошеров в прилегающих к Темзе районах). И тут же пришел ответ.
Здесь – его владения; он изучил все до одного туннели этого города вдоль и поперек; каждую нычку, которую так просто не заметишь, если не знаешь, куда смотреть; участки, частично перекрытые, так что про них никто и не догадывается. Чес-слово, он может находить дорогу по одним только запахам – и всегда в точности знает, где находится. «Если меня кто-то ищет, – подумал Финт, – если мне предстоит с кем-то драться, так пусть это произойдет на моей территории. Я – Финт; а здесь, внизу, финтить – милое дело».
Прямо сейчас в туннеле воздух был более-менее свеж, – ну, в сравнении со всем тем, что особой свежестью не отличалось, за исключением разве что Онана, который, понятное дело, принес с собою собственные ароматы. Финт издал особый свист – две характерные ноты, любой тошер их знает, – и прислушался в ожидании ответа. Ответа не последовало, значит, сейчас, по крайней мере, весь этот участок в его полном распоряжении – как оно обычно и бывало.