– Ты меня напугал, финист, – взволнованно сказал колдун, оборвав мысли наездника. – Что с тобой произошло?
Всадник посмотрел в глаза чернокнижника. У него появилось желание честно поделиться с магом своими видениями, но в последнюю секунду он передумал. Нельзя незнакомцу, а тем более врагу доверять секреты. Кто знает для каких злых целей он потом станет использовать полученные знания?
– Что тебе до меня? – буркнул финист и посмотрел в глаза волхва. – Вы столько людей уничтожили во время первого погрома в Дивногорске, что на мою смерть и не прилично обращать внимание.
– Брат наказал смотреть за тобой. Будет глупо, если он прилетит и увидит тебя мёртвым. А что до жителей города, то они сами виноваты в своей смерти.
– А как же те люди, которых вы используете для своих магических отваров? Я слышал запах крови, когда Зинон читал заклинания над чашей. Для таких трансформаций потребовалось очень много человеческих жертвоприношений. Князь меня заверял, что перед нападением никаких похищений не было. В таком случае вывод один: людей вы похищали из других мест.
– Всё верно, финист. Много мы людей прирезали, чтобы получить возможность превратиться в тельцов и ещё больше для трансформации в грифона. Однако поверь, эти люди были не против.
– Как живое существо могло не воспротивиться вашему чудовищному плану? – вскипел Урван и сжал кулаки.
– Убийство местных привлекло бы ненужное внимание. Поэтому мы нападали на караваны работорговцев к югу отсюда. Ты даже не сможешь представить, что мы там находили – настоящий ад. Огромные клетки, в которых держали пленников, обвиты терновником. Узники зябко жмутся друг к другу, чтобы хоть как-то согреться. Они либо полностью голые, либо в лохмотьях. Все без исключения голодные, измождённые и больные. Ослабевшие настолько, что не могут дойти до отхожих мест в углу каморки, поэтому испражняются там же, где и лежат. Тела многих покрыты язвами и сочащимися незаживающими ранами, по которым спокойно ползают вши и мухи. Вонь стоит просто невыносимая, испарения разъедают глаза. Когда мы их освобождали, они просили только одного – смерти.
– Но… но… – замямлил Урван, явно впечатлённый рассказами Замврия. – Но вы могли бы их просто освободить, а не убивать.
– Мы действительно некоторых освобождали, но очень скоро обнаруживали вновь пойманными. И если в первый раз они просили свободы, то во второй раз все, понимаешь, все умоляли о быстрой смерти. Неужели жизнь со страхом вечного преследования лучше смерти? Неужели такая неволя лучше жизни? Скажи мне, финист!
Урван виновато опустил голову. На риторические вопросы чародея ответить было нечего. Он и сам не знал, что попросил бы после таких страданий, будучи на их месте.
– А если бы они воспользовались магией, то могли хотя бы постоять за себя, – продолжил колдун.
– Магия – зло. Она совращает человеческие души и уводит людей от Бога. Такая сила заставляет человека становиться надменным и забывать о Всевышнем. Элогим создал людей безмагическими существами, такими мы должны и оставаться.
– Иногда из двух зол надо выбирать меньшее. Скверна позволила бы остаться пленникам живыми, или по крайней мере умереть с боем.
– Судьба невольников незавидна, но они не обагрили свои руки кровью. И если бы вы не занялись магией, то не убили бы половину горожан и не уничтожили пригород Дивногорска. Милостивый Бог не оставил бы вас в любом случае. А так вы наполнили свои чаши кровью, а души неправдой.
– Если это так, то почему ты обладаешь таким могуществом? Разве ты не вызываешь скверну?
– Нет, Замврий. Моя сила со мной от рождения. Я не искал её, Бог меня ею наделил для служения борисфянам и большего могущества мне не нужно. А если появляется в чём-то необходимость, то смиренно прошу у Вседержителя, но никак не обращаюсь к скверне.
– Как же так можно? – прикрикнул Замврий. – Как с такими слабыми возможностями ты можешь контролировать огненного сокола?
– Я его не контролирую. Феникс по собственной воле подчиняется мне, тем самым он учит людей смирению. Ведь, будучи столь сильной и могущественной, птица не погнушалась взять своим хранителем человека.
Речь Урвана озадачила Замврия. Он никогда в жизни не задумывался о смирении. В его представлении слабый должен служить сильному. Великое подчиняет малое. Если же всё с точностью до наоборот, то это извращение.