Два монстра и одно око…»
Едва поэт закончил балладу, люди взорвались аплодисментами. У всех на лицах выползли восторженные улыбки. Женщины махали платками и кружились, а мужики подбрасывали вверх шапки. Воины выхватывали мечи из ножен, поднимали над макушкой и истошно ухали.
Бард поклонился публике в пояс, а затем пронзительно посмотрел на наездника феникса. Он буквально сверлил юношу взглядом, словно знал его истинную сущность.
Заметив обострённый интерес барда, финист почувствовал неловкость от такого наглого поведения и сосредоточенно сдвинул брови. В песне менестреля он уловил скрытый подтекст. Своим произведением сказитель определённо на что-то намекал, но на что конкретно Урван понять не мог.
В голове финиста зазвучал голос поэта: «Два монстра и одно око». Присутствие двух чудовищ в балладе – явное указание на недавнее нападение двух быков, а сама ода – иносказание. Также в гимне присутствовали Вольдемар, некий волшебный камень и сокровище, спрятанное в подземельях.
Думы юноши прервала служанка. Не обращая никакого внимания на ликующую толпу, она несла огромную кружку пива, плавно обтекая людей. Ей хоть и нравилось прекрасное пение барда, но, в отличие от посетителей, она работала и ей некогда было прохлаждаться.
– Кто это? – строго спросил Урван и машинально схватил девушку за запястье.
Барышня давно работала в трактире и уже привыкла к такому беспардонному поведению. Обычно в подобных ситуациях она брала в руки первый попавшийся предмет и со всей силы била им в голову наглеца. Но сейчас внутреннее чутьё удержало её от резкой реакции, и она ограничилась суровым взглядом, направленным прямо в глаза юноши. Тот, осознав свою вольность, так же резко убрал руку, после чего почтительно кивнул.
– Это Ярослав, наш местный бард, – спокойно сказала девушка и радушно улыбнулась.
– А о чём он пел? – последовал новый вопрос.
– Да кто его знает, – служанка пожала плечами и повернула голову к поэту. – Он вечно что-то поёт невнятное.
– Но как же можно встречать это словоблудие такими овациями?
– А его голос? Ах, какой у него голос, – начала восторгаться девушка. – Ты же слышал. Одного только пения уже достаточно, для того чтобы сердце растаяло и начало ликовать.
Урван изобразил удивление. Его нисколько не привлекали мирские удовольствия. Большую часть жизни он провёл в изнурительных тренировках и потому до сих пор не посетил ни одного театра.
– Но в песне присутствует имя вашего князя, – не унимался Урван, и перевёл взгляд на менестреля. – Неужто он позволяет такое петь про себя?
– А что тут такого? Разве поёт он о князе что-то плохое? Обычное чудачество необычного чудака.
Тем временем бард привычным движением закинул домру за спину и спустился с помоста. Твёрдым шагом направился к воротам поселения, чтобы вновь покинуть его. Казалось, он разочаровался в публике, потому что никто не догадался о скрытом намёке в его балладе.
Урван смотрел в спину удаляющегося менестреля. Он понял: если сейчас с ним не поговорить, придётся ждать до завтрашнего дня, а сейчас дорога каждая секунда. Юноша схватил шест и бросился догонять музыканта. Он ловко маневрировал среди толпы посетителей, стараясь никого из них не задеть. Иначе мог разразиться скандал и повлечь за собой разборки и потерю времени. Подобно питону, огибающему лесные деревья, молодой наездник обходил гостей таверны.
Финист нагнал барда уже за пределами палисада. Почувствовав его за спиной, поэт остановился и, когда тот приблизился на расстояние трёх шагов, повернулся к нему лицом. Ярослав, не мигая, уставился яркими синими глазами на Урвана и почесал подбородок.
Словив взгляд барда, юноша также остановился. Ему открылась прекрасная возможность откровенно поговорить, ведь все посетители остались в кабаке, и вокруг никого не было. Но, оглядев менестреля с головы до ног, финист утратил решительность. Нелепый вид сказителя невольно заставлял сомневаться не только в его адекватности, но и в том, что он может обладать некими тайными сведениями.