Она приподняла одну рыжую бровь.

– И не смотри на меня так! А что я должна делать? Торчать там еще полгода, ожидая, пока он случайно ударится головой и начнет испытывать какие-нибудь чувства? Да ну на фиг!

Мама подняла руки.

– Хорошо. Ладно.

– Прости. – Я виновато улыбнулась и указала на кучу одежды, раскиданную на кровати. Тыча в две пары штанов, я спросила: – Тигровые или кожаные?

Мама поглядела на одежду, а потом указала на штаны питоновой расцветки, валяющиеся на полу у шкафа.

– Змеиные. Это мои любимые.

– Неплохо. – Я схватила с пола тесные виниловые штаны и начала втискивать в них свои бесформенные ноги.

– Но, знаешь… – Мама неуверенно кашлянула. – Бармены часто бывают бабниками. Если у тебя что-то будет сегодня с этим парнем, позаботься о защи…

– Мам! – взглянула я на нее, застегивая штаны.

Ее веснушчатое лицо покраснело, она крутила в пальцах прядь длинных рыжих волос.

– Я знаю. О Господи!

– Я только хочу, чтобы с тобой ничего не случилось, – еще больше покраснела мама.

– Не случится. Все будет в порядке. Боже! – Я сунула ноги в свои бойцовские ботинки и села на край кровати, чтобы зашнуровать их.

– А еще мне не хотелось бы, чтобы ты принесла бедному милому Кену какую-нибудь заразу, когда вы с ним помиритесь.

– Мам! – Я схватила с кровати подушку и кинула в нее.

Хихикнув, мама повернулась, и подушка отлетела, ударившись в ее плечо под выцветшей майкой.

– Иди отсюда! – закричала я, указывая на дверь. – Выйди из моей комнаты! Тебе запрещено сюда входить!

– Скажи Кену, я передавала привет, – подколола мама, маша рукой и исчезая за дверью.

– Мы с ним НЕ ПОМИРИМСЯ! Слышала? – заорала я ей вслед. – К черту Кена Истона!