В этой истине я убедился, донна совершенной красоты, после того, как вы, уехав в самое благоприятное время года из восхитительного города Неаполя и направившись в Саннио, внезапно скрыли от взоров моих, более всего желавших лицезреть ваш ангельский лик, то, что я должен был узнать в вашем присутствии и чего не узнал в противном случае, ибо тем самым был лишен возможности сего познания; и это паче всякой меры так опечалило мою душу, что стал я отчетливо понимать, какова была радость, прежде недостаточно ценимая мною, которую доставлял мне ваш грациозный и прекрасный облик. Но поскольку эта истина кажется достаточно ясной, не желаю умалчивать и не в тягость мне поведать о том, что произошло со мной после вашего отъезда, когда я осознал свою ошибку.
Посему скажу, – если будет угодно Богу явлением вашего прекрасного лика вернуть моим глазам утраченный покой, – что вскоре после того, как мне стало известно об отъезде вашем, направился я в то место, куда ни одна благая причина вас увидеть не приводила меня раньше; и они, проводившие усладительный свет вашей любви в мой разум, сверх всякой уверенности, которую могут внушать мои слова, много раз и столь обильно омывали горькими слезами лицо мое и переполняли страждущую грудь, что не только дивно то, как такое количество влаги может изливаться из них, но еще и то, что не только у вас, кого считаю сколь куртуазной, столь и милосердной, мои слезы вызвали бы жалость, но и у врага моего, будь даже у него железная грудь. И это происходило со мной не только всякий раз, как воспоминания о том, что лишен я вашего приятного общества, заставляли их печалиться, но и от того, что им представало к вящему уязвлению моему. Увы, сколько раз, испытывая меньшие страдания, они сами по себе отвращались от созерцания храмов, галерей, площадей и других мест, где прежде с нетерпением и тревогой стремились вас увидеть, и порой им это удавалось; и сколько раз, сокрушаясь, они вынуждали сердце повторять про себя этот стих Иеремии: «Как одиноко сидит город, некогда многолюдный! он стал, как вдова…»[22]. Не скажу, что всё их огорчает в равной степени, но утверждаю: только одно могло бы несколько облегчить горе моих глаз – когда они обозрят ту страну, те горы, ту часть небес, среди которых и под которыми, я убежден, вы находитесь[23]. Каждому ветерку, любому нежному дуновению оттуда я подставляю лицо, словно бы оно и вас овевало. И вместе с тем это облегчение длится не слишком долго; и как порой над предметом, чем-либо помазанным, мы видим мерцающее свечение, так и над угнетенным сердцем моим разливается нега, которая мгновенно пропадает от одной мысли, что видеть мне вас не дано, а желание мое от этого чрезмерно распаляется.
Что скажу о вздохах, которые в прошлом отрадная любовь и сладостная надежда пылко извлекали из моей груди? В самом деле, нечего о них поведать, кроме того, что, множась и усиливаясь от величайшей тоски моей, теперь они по тысяче раз в час насильственно исторгаются из уст моих. И слова мои подобным же образом, что в прошлом от неведомо какой потаенной радости, навеянной вашим ясным обликом, преображались в любовные песни и полные страстного огня суждения, теперь только взывают к вашему изящному имени и любви к милосердию либо к смерти, концу этих мучений, к тому же в отчаянных сетованиях, которые могли бы смутить каждого, кто находится поблизости.
Так и живу я от вас далече и тем лучше понимаю, каковы были счастье, благо и услада, дарованные вашими очами, и как мало я ценил это прежде. И как только слезы и вздохи предоставляют мне достаточно времени, я рассуждаю о вашем достоинстве, размышляю о вашем изяществе, благородных обыкновениях, женской гордости и облике краше всякого прочего, созерцая их очами разума во всей полноте; и хотя я не говорю, что мой ум не испытывает удовольствия от подобных рассуждений и размышлений, всё же к этой усладе примешивается лихорадочная страсть, которая распаляет во мне все иные желания жаждой видеть вас в такой мере, что я едва ими управляю внутри себя несмотря на подобающее благочестие и разумное суждение о том месте, где вы пребываете; но, связанный стремлением больше заботиться о вашей чести, нежели о своем преуспевании, я их обуздываю и, поскольку иные пути навстречу к вам для меня закрыты по сказанной причине, возвращаюсь к своим безудержным слезам. Как же, увы, жестока и враждебна к моим удовольствиям Фортуна, вечно строгая наставница и исправительница моих ошибок! Теперь-то я, несчастный, знаю, теперь я чувствую, теперь как нельзя яснее представляю себе, насколько больше благости, насколько больше наслаждения и насколько больше нежности обреталось мною в подлинном сиянии очей ваших, обращенных к моим, нежели сейчас в обманчивой лести моих мыслей. Так и выходит, о ясный светоч моего ума, что Фортуна, лишив меня вашего возлюбленного лика, рассеяла туман заблуждения, окружавший меня прежде. Но, право, не было надобности в столь горьком снадобье для излечения от невежества, ибо и более мягкое наказание вернуло бы меня на путь истины. В нынешних же обстоятельствах все силы, какие есть у моего разума, не властны сопротивляться воле Фортуны. Как бы там ни было, благодаря вашему отъезду, я пришел к тому, о чем сказал выше в этом своем послании, и через свою глубочайшую муку убедился в правильности того, что прежде отрицал на диспуте. Но теперь я должен подойти к той цели, ради которой пишу всё это, и говорю, что, видя себя в столь плачевном состоянии из-за вашего случившегося отъезда, я положил перво-наперво удержать тоску мою в опечаленном сердце, дабы она не могла в будущем, будь по случайности обнаружена, возыметь куда большее действие. Она, насильственно удерживаемая, очень близко подвела меня к смерти от отчаяния, которой я непременно обрадовался бы, если бы та пришла. Но после, не знаю уж, благодаря какой тайной надежде когда-нибудь вновь увидеть вас, прежнее счастье предстало моим очам, породив не только должный страх пред смертью, но и жажду долго жить, хотя и несчастной следует признать такую жизнь, когда не вижу вас. И понимая совершенно ясно, что если, как предполагал, я удержу боль в своей груди, то невозможно, чтобы, изобилуя и превосходя все возможные границы, она однажды не сломила бы силы моей защиты, и без того уже иссякающие, так что смерть непременно воспоследовала бы, и я бы вас не увидел более, я затем воспользовался более здравым соображением; передумав, я решил выплеснуть ее из своей томящейся груди в некоем благочестивом плаче для того, чтобы жить, еще увидеть вас и, живя, дольше оставаться вашим. Тогда начал я с тщательностью перебирать в уме различные древние истории, чтобы найти такую, которая могла бы служить мне могучим щитом от моей тайной любовной боли. Ничего более подходящего для этой цели я не нашел, чем пример доблестного Троила, сына Приама, досточтимого царя троянского, юноши, жизнь которого из-за любви и разлуки с любимой женщиной была тяжкой, если только доверять старинным сказаниям, после того, как страстно любимую им Крисеиду выдали ее отцу Калхасу; моя жизнь после вашего отъезда стала похожей. Посему и от него самого, и от того, что с ним произошло, получил я в превосходном виде тему для своего сочинения, где поведал в изящных стихах на моем флорентийском наречии в достаточно пристойном стиле его горести так же, как и свои; и когда я пел их, раз за разом находил в них пользу согласно моему изначальному замыслу. Правда, еще до того, как речь пойдет о его горчайших слезах, сходным стилем будет описана та часть его жизни, что была счастливой; она представлена мной не из желания заставить кого-нибудь поверить, будто бы я могу похвалиться подобным счастьем, – Фортуна никогда не была ко мне столь милостивой, и я, принуждая себя надеяться, не могу, однако, поверить никоим образом, что сие случится когда-то, – нет, я писал это затем, чтобы понаблюдать со стороны за чужим счастьем, гораздо лучше понимая при том, какой силы и какого рода несчастие ждет его впереди. И всё же его счастье до такой степени соответствует моим обстоятельствам, что я почерпал из ваших очей не меньше удовольствия, чем Троил, получив от Крисеиды плод любовного увлечения милостью Фортуны.
Итак, достопочтенная госпожа, эти мои стихи в виде маленькой книжицы послужат вечным свидетельством тем, кто в будущем их прочтет, как вашего достоинства, которое стороннему взгляду покажется большей частью приукрашенным, так и моей печали; и, собрав их, я подумал, что будет нехорошо, если они попадут прежде в чужие руки, а не к вам, единственной и подлинной вдохновительнице их. Посему, хотя это и слишком ничтожный дар, преподносимый такой благородной даме, как вы, всё же самоуверенность дарителя столь велика и сильна своей искренностью, что я осмелился послать их вам, зная, что не по моим заслугам будут приняты стихи, а по вашей благосклонности и куртуазности. Если случится, что вы это прочтете, сколько раз найдете Троила плачущим и страждущим из-за ухода Крисеиды, столько же раз будете иметь возможность ясно понять и распознать мой собственный голос, слезы мои, вздохи и страдания; и сколько восхвалений красоты и благородных обыкновений другой дамы, сиречь описанной Крисеиды, встретите здесь, всё сказанное сможете отнести и на свой счет. Что же касается всего прочего, оно, как я уже говорил, относится не ко мне, а к истории благородного влюбленного юноши, представленной вам. И если вы столь проницательны, какой я вас считаю, вы сможете понять, каковы мои желания, где им предел и чего они больше всего взыскуют, и заслуживают ли некоторой жалости.
Пока не знаю, окажутся ли стихи мои столь действенными, чтобы затронуть целомудренный ум ваш состраданием, когда их прочтете, но прошу Амора даровать им таковую силу. И если сие свершится, со всем возможным смирением прошу я вас позаботиться о своем возвращении, чтобы жизнь моя, висящая ныне на тончайшей нитке и с трудом удерживаемая надеждой, быть может, при виде вас стала бы радостной, возвратившись к прежней самоуверенности; и если это не может случиться так скоро, как я бы того хотел, то, по крайней мере, слабым вздохом или жалобной мольбою к Амору за меня сделайте так, чтобы он дал некоторое умиротворение моим печалям и унял тревоги моей жизни. Моя долгая речь сама по себе просит завершения и, давая его ей, молю я того, кто отдал в ваши руки жизнь и смерть мою, чтобы он в вашем сердце возжег тот пыл, что послужит единственным средством моего благополучия.
Часть первая
Здесь начинается первая часть книги, называемой «Филострато», о любовных невзгодах Троила, в которой рассказывается, как он влюбился в Крисеиду, о томных вздохах и слезах о ней, изливаемых им перед тем, как его тайная любовь открылась; и прежде всего прочего воззвание автора.
1Иные к Зевсу, властелину неба,В зачине добрых дел возносят клик,Иные просят доблести у Феба,А я сестер парнасских звать привык,Когда мне в том случается потреба;Но властный бог Любви в единый мигПеременил мои обыкновенья:Влюбленный, даме шлю я восхваленья.2Мадонна, вы красой своей всегдаСияете мне в сумраке вселенной,Как вышняя Полярная звезда,Меня ведете к гавани блаженной,И через вас беда мне не беда,Я вами утешаюсь неизменно;Вы для меня и Зевс, и Аполлон,И также муза, так я убежден.3Но разлученный со своей богиней, —Разлука эта смерти тяжелей, —Я о Троиле повествую ныне,Который Крисеидою своейПокинут был и маялся в кручине,А прежде та к нему была добрей,Как будете ко мне, я верить смею,Коль эту повесть завершить сумею.4Итак, мадонна, призываю вас,Кому всегда я верен и покорен,О нежный светоч ваших дивных глаз,В которых моего блаженства корень;Надежда, луч которой не погасВ любви моей, чей жар так благотворен,Направьте ум и длань мою, прошу,В той повести, что я для вас пишу.5В груди моей, где мрак тоски кромешный,Ваш лик оставил крепкую печать,Направьте ж так мой голос безутешный,Чтоб мне свои страданья передатьЧрез боль чужую, пусть же гнет сердечныйВнимающих заставит сострадать.Вам честь, мне труд, когда мои реченьяЧьего-либо достойны восхваленья.6Влюбленные, прошу вас в свой чередВнимать стихам, где место токам слезным,И коль вам милосердья дух войдетВ сердца, склонитесь пред Амором грозным,Молитесь за того, кто днесь живетСродни Троилу в бедствии несносном,Далек от величайшего из благ,Что чтимо так у смертных бедолаг.Как и почему бежал Калхас из Трои.
7Цари ахейцев Трою окружилиМогучей ратью, каждый воин тамЯвлял себя и в доблести, и в силе,Горя отвагой; и росли по днямДружины, что ко граду подступили,Намеревались мстить они врагамЗа выходку Париса дерзновенну,Ведь тот украл царицу их, Елену.8Тогда Калхас, чье знанье велико,Который Феба тайные воленьяМог понимать и постигал легкоГрядущее способностью прозренья,Прозревши греков доблесть глубоко,Как и сограждан долгое терпенье,Смекнул, что после длительной войныТрояне гибели обречены.9Себе провидец чаял оберегаИ тайно порешил покинуть град.Он час и место выбрал для побега,Направившись туда, где супостат.Его встречали радостно средь брега,Всяк перебежчику такому рад,Ждал от него советов мудрых, дельныхВ случайностях, в опасностях смертельных.Как Крисеида пришла извиняться перед Гектором за поступок своего отца.
10По городу пронесся шум и крик,Едва об этом сведали трояне;Почто в бега ударился старик,По-разному судили горожане,Но все недобро; ропот тут возник,Изменник-де теперь во вражьем стане,И в Трое многие сошлись на том:Пойти предать огню Калхасов дом.11В такой невзгоде дочь сего провидцаОдна в дому оставлена былаБез вести об отце; а та вдовицаКрасой сугубо ангельской цвела,Как из людей никто на свете, мнится;Звалася Крисеидой и слылаПригожей, честной, мудрой, кроткой нравом,Под стать троянским женам величавым.12Как только шум услышала онаИз-за отцова бегства, вся в тревоге,В отчаянье и в ужасе, бледна,Помчалась прямо в царские чертоги,Слезами всех разжалобив сполна,Там Гектору она упала в ноги,Вину отца ей отпустить прося,О милости моленье вознося.13Тот милосерд, однако грозен с виду;Увидев плачущую красоту,Стал утешать воитель КрисеидуИ молвил, проявляя доброту:«Хоть и нанес нам твой отец обиду,Бежав к врагам, забудь про маяту,Ты не тревожься, пребывай в покоеИ сколько хочешь оставайся в Трое.14Ты чести удостоишься от насИ милости такой, как подобает,Как если бы и не бежал Калхас;Пусть по заслугам Зевс его карает».Она благодарит его тотчас,Еще раз хочет – Гектор возбраняет.Поднявшись, возвратилась в свой чертог,Найдя успокоенье от тревог.15Жила в том доме скромно и счастливоПокуда в Трое быть ей довелось.В привычках, в жизни благостной на диво,Ей хорошо с соседями жилось,К тому же, честной и благочестивой,Заботиться о детях не пришлось —Их не было; людьми была любима,Кто знал ее, и повсеместно чтима.Принося жертвы в храме Паллады, Троил насмехается над влюбленными и в тот же миг влюбляется сам.
16Война утихла между тем едва ль,И греками теснимые троянеВ свой город отступили, как ни жаль,А те в бою отважней были, рьяней;И коль не лжет истории скрижаль,Чрез рвы перебирались ахеяне,Грабеж чинили, лютый произвол,Ни замков не щадя, ни мирных сел.17Хоть стиснула троян в тисках осадыВрагов немилосердная орда,Свершались в граде должные обрядыТоржественно и пышно, как всегда,Но почитали алтари ПалладыПремного больше, как пришла беда,Чем остальных богов, и сей богинеУсердно приносили жертвы ныне.18И было так, что благостной порой,Когда вокруг всё полнится цветеньем,И каждый зверь любовною игройНатешиться стремится с упоеньем,Старейшины Палладиум святойПришли почтить смиренным подношеньем;На этот праздник, столь желанный, в храмСтеклось немало рыцарей и дам.19И там же Крисеида молодаяБыла в наряде траурном своем,Всех прочих дам красою побеждая,Как роза, что затмит весенним днемФиалку, дивной прелестью сияя,Она на этом празднике святомСтояла в храме возле врат смиренно,Изящна, величава, несравненна.20Троил бродил, слонялся тут и там,Как то у праздных юношей обычно,С товарищами озирал он храм,Туда, сюда поглядывал привычно,Похваливая тех иль этих дам,Иных бранил, но так, чтобы прилично,Кто менее понравился ему,Был рад свободе, судя по всему.21Пока блуждал, увидел он кого-то,Кто пристально за девушкой следилИ воздыхал, томим своей заботой.Смеясь, сказал товарищам Троил:«Несчастный, видно, угодил в тенетаИ сам себя ярмом отяготил,Отдавшись добровольно даме в руки;Увидите, что тщетны будут муки.22Зачем нам женщинам дарить любовь?Как листья на ветру, так сто раз на деньМеняются сердца их вновь и вновь,А наш кошмар им вовсе не досаден,Не знают, как кипит влюбленных кровь,Что в них огонь жесток и беспощаден.О, счастлив тот, кто воздержаться смог,Себя от власти чар их уберег!23Имел я глупость испытать доселе,Насколько этот пламень лют и зол,И коль скажу, что я в нем ни веселий,Ни вежества в то время не нашел,Солгу, конечно; но на самом делеЯ радость лишь ничтожную обрелВ сравненье с пыткой и тоской страдальной,Что получил от той любви печальной.24Я спасся и того благодарю,Кто больше, чем я сам к себе, участьяЯвил ко мне – о Зевсе говорю,В нем благо всё, и он вернул мне счастье.На пользу мне, что я на тех смотрю,Кто страждет от любви как от ненастья,Они в ловушке по своей вине;Разинями назвать их впору мне».25О слепота, мрачащая наш разум!Как часто замыслам людским вразрезИдет всё то, что приключится разом!В Троиле дух злословия воскрес,Трунил он над любовью, но тем часомВсё на него же волею небесОбрушилось, поскольку в эту поруВ тот храм пробраться довелось Амору.26Итак, то над одним, то над другимТроил смеялся с едкими речами,И зачастую спутникам своимОн толковал о той иль этой даме,Но взгляд его, что был в толпу стремим,Заметил Крисеиду в этом храме:Вся в черном, лишь покров белел, как снег,Она одна стояла среди всех.27Была она и рослою, и статной,Притом весьма отменно сложена,В ней красота сияла благодатнойНебесной силой; вся она полнаДостоинства и грации приятной,Где сила женских чар воплощена;Рукой покров держала пред собою,Дабы не быть ей стиснутой толпою.28Жест оценил Троил, смотрел, как таС чуть видимым ему негодованьемПеняла словно: «Что за теснота!»Он дальше наслаждался созерцаньем,Считая, что такая красотаХвалы достойна высшей; со вниманьемОн вглядывался зорко, напрямикВ лучисты очи и в небесный лик.29И где же мудрость вся его былая,Когда он незадолго до тогоКорил влюбленных, не предполагая,Что в тех очах Амора торжество?Припомнилась ему обида злая,Что он нанес служителям его,Но стрелы ощутил лишь в то мгновенье,Когда уж не было от них спасенья.30Под белым покрывалом взор егоЧерты лица улавливать старался,Не замечая больше ничего;Так издали он ею любовалсяНа протяженье праздника всегоИ сам себе б, наверно, не признался,Что пламя страсти разгоралось в нем;С товарищами вышел он потом.31Беспечным и свободным в эти двериВходил Троил, но вышел не таким:Влюбился вопреки недавней вере,И пламень был им тщательно таим,Чтоб не узнал никто ни в коей мереИз тех, кого обидел он пред сим,И не корил тем самым же упреком,Коль выдаст сам себя он ненароком.Троил, покоренный Крисеидой, в размышлениях с самим собой решает следовать своей новой любви и быть благодарным влюбленным.
32Из храма вышла и Калхаса дочь,Царевич же с товарищами всемиВернулся во дворец, где в эту ночьВ пирах веселых проводил он время;Смеяться над любовью был не прочь,Чтоб спрятать лучше собственное бремя,И с напускной беспечностью друзьямОн говорил, что волен, дескать, сам.33Как все ушли и он один остался,Побрел в покои, сел там на скамьюИ, тяжело вздыхая, замечтался,Припомнив то, как словно был в раю,Когда красою дамы услаждался,Он вспоминал прелестницу свою,Не упустив детали ни единой,И каждую почтил хвалою длинной.34Хвалил ее походку он и стать,Повадки, благородство в каждом жестеИ думал, что любовью к ней пылатьОн удостоился великой честиИ что ответную завоеватьТрудом лишь сможет с долгим тщаньем вместе,Тогда его полюбят иль хотя бНе будет он отвергнут, верный раб.35Воображал, что вздохи и терзаньеИз-за такой красавицы едва льСпособны в людях вызвать порицанье,Напротив, им Троила станет жаль,Узнай они, какое в нем желаньеИ какова любовная печаль.Так рассуждал юнец неискушенный,Предвидя плохо жребий предрешенный.36И пожелав добиться своего,Он действовать задумал осторожно,Скрывать тот пыл, которым ум егоТем временем терзался безнадёжно,Не посвящать в ту тайну никого,От всех таиться, сколько то возможно,Ведь если о любви узнают вдруг,Не будет радости, но больше мук.37Так положив, стал размышлять влюбленный,Как лучше ей открыться, как суметьПривлечь вниманье несравненной донны;И между тем попробовал запетьВ надежде, что веселою канцонойЛюбовь пробудит в Крисеиде впредь,Ведь ни одной он так не увлекался,Как той, которой утром восхищался.38С благоговеньем речи обратилК Амору он: «Душа моя отнынеТвоя, мой господин, ты посвятилМеня служенью даме – нет, богине,И мне приятен сей душевный пыл,Ведь нет прекрасней дамы, господине,Под белым платом в трауре своем,Чем та, кого я видел этим днем.39В ее очах, Амор, твоя обитель,Достойней ты бы места не избрал,И коль тебе угоден твой служитель,Молю, чтоб исцеленье даровалДуше, простертой пред тобой, властитель,В которую вонзил ты столько жалКаленых стрел, направленных тобоюИз лика, что сияет красотою».Как Троил был одолен любовью паче чаяния и какой стала его жизнь.
40Не посчитавшись с кровию царей,Ни с благородством, ни с телесной силой,Ни с мудростью, в расцвете жизни днейСтоль возвышавшей славного Троила,Любови пламя вспыхнуло сильней,Как дерево сухое, охватилоЕго всего, познавшего любовь,Хоть юноше то чувство было вновь.41День изо дня он обретал повсюдуУсладу в думах, что, как трут, поджечьМогли бы сердце, гордое покуда;Из тех очей прекрасных мнил извлечьБлагую влагу, пламени остуду,И хитростью искал он с нею встреч,И если мельком видеть удавалось,То пламя в сердце паче разгоралось.42Гулял везде, болтал и то и се,И восседал один или со свитой,И пил и ел, но дни и ночи все,Где б он ни находился, в грезе скрытойО Крисеиде думал, о красе,Воображал глаза ее, ланитыИ мнил: ей Поликсена не чета,Елене лишь подобна красота.43Ни часу между тем не проходило,Чтоб не твердил по сотне раз себе:«О светочей губительная сила,О Крисеида, видно, бог тебеДал доблесть, чтоб меня она пленила,Так милостива будь к моей судьбе;Никто иной не возвратит мне счастья,Лишь ты одна, которой принял власть я!»44В нем не было ни мысли о войне,Что длилась в это время, ни о здравье;В его груди, томящейся в огне,Слова звучали, доблесть дамы славяИ красоту; тем занятый вполне,О ране только думал он, растравеСвоей крови; и посвящал свой умЗаботе и усладе – этим двум.45Жестокость браней, тягость положеньяИ Гектора, и братьев остальныхПочти не вызывали в нем смущенья,От грез не отвлекали потайных;Но в самые опасные сраженьяВступал он и пред взорами других,И греков, и троян, прослыл героем,И ужасались, и пленялись коим.46Не ненависть его стремила в бой,Не цель спасенья отческой державы,Великой Трои, кою ворог злойОсадой стиснул, – только жажда славы,Чтоб видели, каков он был герой;Ради любви (вы мне поверьте, право)Свирепым, сильным он прослыл в войсках,Во всех врагов, как смерть, вселяя страх.Троил пылает пуще прежнего; первое сомнение, не любит ли Крисеида другого, вовлекает его разум в любовные скорби.
47Как от любви он не имел защиты,Так был и сна и отдыха лишен,В нем яства не рождали аппетита,И был он бледен с виду, изможден,Но всё скрывал под речью деловитойИль под притворным смехом ловко он,И каждый, видя, мнил, что, безусловно,То от страды военной, не любовной.48И так умело прятал он свой пыл,Что Крисеида или же не знала,Что с ним творится, ибо он таил,Иль притворялась, мол, не угадала,Но было очевидно, что ТроилИ вся его любовь, что в нем пылала,Ей безразличны, и она былаТверда и непреклонна, как скала.49Какая боль в царевиче, обида,Не высказать, боялся он порой,Что не его любила Крисеида,И ей по нраву кто-нибудь другой,А с ним она любезна лишь для видаИ не считает преданным слугой;И так и сяк он прилагал стараньяОткрыть ей жгучее свое желанье.50И потому, как выпадал досуг,Своей любви пенял он с грустным взором:«Ну что, Троил, и ты был пойман вдруг,Как те, кого ты сам язвил укором!Ты паче их познал всю горечь мук,Попал в силки, сплетенные Амором,Винил других, себя не уберег,Предвидеть собственной беды не мог.51Каков же будет приговор влюбленных,Едва они узнают о тебе?Они, смеясь, в речах непринужденныхНаверно скажут: “Тот, кто в похвальбеОстрил о наших жалобах и стонах,Теперь такой же обречен судьбе,Как мы; восславим же Амора, други,Раз он строптивых обращает в слуги”.52Каков же будет приговор царяИ иже с ним воителей и знати?“Вон тот, кто спятил, проще говоря, —Они самодовольно скажут, кстати, —В лихое время тратя силы зря,Попался на крючок сродни дитяти!Кто должен быть грозой врагов в бою,Тот силу в грезах расточил свою“.53Троил несчастный, всё это прими,Ведь выпала судьба тебе влюбиться,Ты от любви хоть толику возьми,Чтоб сладким утешеньем насладиться,Но та, о коей плачешь ты, пойми,Сурова так, что со скалой сравнится,Так холодна, как затвердевший лед,А я – как снег, коль солнце припечет!54Достигну вскоре я той меты крайней,Куда меня ведет моя беда!Смерть будет милостью необычайной,Ведь боли сей избегну я тогда.А коль болезнь, что остается тайной,Меня исполнит горя и стыдаИ тысячей обид мне жизнь отравит,Пусть как глупца весь свет меня ославит.55На помощь поспеши ко мне, Амор,Из-за тебя я слезы лью в юдоли,Яви хоть каплю милости, синьор,К тому, кто ныне у тебя в неволе,Пусть обратит она прекрасный взор,Которым дашь мне облегченье боли,Что из-за дамы; о, не отвергай,Меня благоволенья не лишай.56О донна, если сбудется желанье,Воскресну, как цветок весной, тотчас,Томительным не станет ожиданье,Надменной, гневной не увижу вас;Но если тяжело благодеянье,Хотя б жестокий дайте мне приказ:“Убей себя“, убью себя охотно,Лишь только это было б вам угодно».57Он сотни слов подобных говорил,Стенал, рыдал от страсти безответнойИ звал ее, как тот, кто полюбилВсем сердцем горячо и беззаветно.Но, видимо, слова бросал ТроилНа ветер, ибо оказалось тщетно,Не долетали до нее они,А муки множились, тянулись дни.Часть вторая
Здесь начинается вторая часть «Филострато», в которой Троил объявляет о своей любви Пандару, брату двоюродному Крисеиды, тот его утешает и открывает Крисеиде тайную любовь, просьбами и лестью убеждая ее полюбить Троила. А перво-наперво, после иных разговоров, Троил Пандару, благородному юноше троянскому, открывает, какова вся его любовная страсть.
1И раз, когда, задумавшись глубоко,Троил один в чертоге был своем,Вошел троянец, доблести высокой,Происхожденьем знатный и умом.Узрев на ложе в горести жестокойПростертого с заплаканным лицом,Воскликнул гость: «Друг милый, что случилось?Али беда с тобою приключилась?»2«Пандар, – ему ответствовал Троил, —Ко мне, страдальцу, ты какой судьбою?Коль нашей дружбы не иссякнул пыл,Хочу, чтоб удалился ты, не скрою;И у тебя бы не хватило силГлядеть на то, как мучусь я тоскою,К тому же не прожить и дней мне двух,Все силы на исходе, сломлен дух.3Не думай, друг мой, что осада ТроиИль страх тому виной, иль ратный труд,Нет, я не потому лишен покоя,Едва ли я крушусь от этих смут.О, для меня губительно другое,Злосчастья ныне душу мне гнетут,Но чтоб тебя не обрекать печали,Поведаю тебе о них едва ли».4К нему проникся жалостью Пандар,И сразу обо всём желал узнать он.Продолжил: «Если нашей дружбы жарТебе, Троил, по-прежнему приятен,Поведай мне, какой судьбы ударПостиг тебя; да, все мы не без пятен,Но это не по-дружески, скрыватьОт друга что-то – лучше рассказать.5Проникнуться хочу твоим недугом,Коль не смогу утешить я тебя,Ведь друг и счастье и несчастье с другомДелить обязан, радуясь, скорбя;Ты знаешь, я всегда к твоим услугам,Что б ни случилось, всё тебя любя,И если сослужу какую службу,Своим деяньем лишь упрочу дружбу».6Тогда Троил, издав глубокий стон,Сказал: «Пандар, коль хочешь ты дознаться,Какою пыткой друг твой истомлен,Я назову тебе причину вкратце,Хоть оттого, я твердо убежден,Мучения мои не прекратятся,Но так упорно просишь ты сейчас,Что будет неуместен здесь отказ.7Любовь, от коей никакая силаНе защитит, коль раз ее познал,Так сердце мне в груди воспламенила,Что прочего всего чуждаться стал;И вот, как видишь, так меня сдавила,Что руку я стократно поднималИ сдерживал ее, чтоб от невзгодыС постылой жизнью не свести мне счеты.8Довольно и того, мой милый друг,Что знаешь, каковы страданья эти,О коих я тебе поведал вдруг;Но, бога ради, никому на светеНе открывай причину этих мук,Чтоб к вящей скорби не попал я в сети.Я так хочу; ты прочь стопы направь,С тоской наедине меня оставь».9«И как ты мог скрывать такое пламяОт друга своего? – Пандар ему, —Совет подам, а может, и деламиЯ помогу, печаль твою уйму».Троил такими отвечал словами:«И чем поможешь горю моему?Сам видишь, от любви мои страданья,Как удовлетворишь мои желанья?»10И тот: «Ты правду говоришь, Троил,Но часто так случается на свете,Что даже тот, кто яд любви вкусил,Нуждается в товарища совете,Нередко ведь удачно проходилИ близорукий при неверном свете.Пусть нынче ты отверг совет благой,Поможет он в опасности другой.11И мне случилось без надежд влюбитьсяИ до сих пор люблю себе на грех,Но я в отличье от тебя таитьсяНе стал и наконец обрел успех.Чего желают боги, совершится:Свою любовь открой мне без помех,И обещаю, что от всех на светеЯ утаю твои признанья эти.12Доверься, друг, мне милость окажи,Не всё ж таить в мучении жестоком,Как на духу всё лучше расскажи,К словам твоим не отнесусь с упреком,Поскольку все премудрые мужиНам в наставленье говорят высоком,Что сердце от любви не исцелить,Коль страсть не сможем надолго забыть.13Оставь тоску и все свои стенанья,Беседуя со мною, позабудь.Когда познал любовные страданья,Уймется жар, тебе палящий грудь,Коль другу, что подобные желаньяИспытывал, откроешь, в чем же суть.Ведь знаешь, сам люблю я против воли,Не меньше и во мне любовной боли.14А я виновнице твоих скорбей,Быть может, в чем-то окажу услугуИ утолю жар горести твоей,Кому ведь, как не мне, честному другу,Помочь тебе, лишь назови скорейПодвергшую тебя сему недугу.Встань, не лежи, умом раскинь, мой друг,Как обсудить со мною свой недуг».15Смутился сын Приама, встал с кроватиИ после вздоха горького, с лицомПобагровевшим от стыда некстати,Ответил: «Друг мой, разговор прервем,Ведь не могу тебе ее назвать я,И есть причина, веская притом:Та, что со мною нынче столь сурова,В родстве с тобой». И более ни слова.16Тут он упал обратно на кроватьИ зарыдал, лицо в подушки пряча.Пандар на это: «Друг мой, слез не трать.От недоверия в груди горячейЦарит раздор; изволь мне доверять,Тебя не погублю, близка удача,Коль милая твоя – сестра моя,Твоею будет, всё устрою я.17Встань, расскажи мне, кто она такая,Ты всё молчишь как будто в забытье,Тебя утешу, как никто, сполна я.Живет она, скажи, в моей семье?Поведай, та ль, кого подозреваю,С тобою днесь соделала сие?Шесть дней пройдет и, верю, без сомненья,Тебя избавлю от сего мученья».18Троил не дал ответа и притомСкрывал лицо, но речь его кольнула,Уже надежда пробуждалась в немОт щедрого Пандарова посула,Хотел сказать – не двинул языком,Узда стыда уста ему сомкнула;И наконец, к Пандару обратясь,Сказал ему, слезами изойдясь:19«Пандар мой, смерть зову я непреложно,Почувствовав, сколь узел страсти туг,Коль мог бы скрыть, скрывал бы я надежно,Не погрешив перед тобой, мой друг.Но не могу я, сам поймешь, возможно,Ты как мудрец известен всем вокруг:Амор не даст любить по принужденью,Коль не по сердца волеизъявленью.20Невестка свекром, брат любим сестрой,Сестра же братом, дочь отцом родимым,А пасынок и мачехой порой —Всяк любит, всякий хочет быть любимым,Но я пылаю всей своей душойК твоей кузине, с жаром нестерпимым.О Крисеиде речь». И тут он смолк,Упал в слезах на покрывала шелк.21Услышав имя в том признанье страстном,Пандар, повеселев, ему изрек:«Ну, не крушись унынием напрасным,Удачней выбрать, друг мой, ты б не мог,Ведь ты пленился существом прекрасным,Тебя она достойна, видит бог,Душа, повадки, стать и добродетель —Всё в ней прекрасно, я тому свидетель.22Не повстречаем мы среди людейКрасноречивей дамы и любезней,Нет в мире грациозней и милей,Как нет ее добрее и прелестней.Нет столь высоких целей и затей,Чтоб не взялась за них охотно, с песней;По-царски до конца всё доведет,Что ей по силам, на себя берет.23Есть у нее черта с другими вместе,И то для нас препятствие пока:Кузина столь строга в вопросах чести,Что на любовь взирает свысока;Но будь уверен, что словами лестиЯ к ней подход найду навернякаДля нужд твоих. Ты не теряй терпеньяИ остуди порывы вожделенья.24Увидишь, что Амор вознаградитТебя достойно доблести высокой,Стой на своем, будь тверже, чем гранит,И я уверен, во мгновенье окаТы исцелишься, коль не воспретитСие твой плач, а страждешь ты жестоко.Достоин ты ее, она – тебя,А я потщусь, свой ум употребя.25Не думай же, Троил, мол, я не знаю,Что недостойно благородных дамЛюбить столь слепо, чтоб молва людскаяОб этом разгласила тут и там,Из уст в уста, от края и до края;В том случае кузине выйдет срамПо нашей глупости, тогда как надо,Чтобы любовь была ей как награда.26Пока еще ты не осуществилСвое желанье, и оно покудаПод кровом тайны, я б предположил,Что каждому влюбленному не худоУметь разумно проявлять свой пылИли слегка смирять его остудой,Не покрывая срамом имя той,Кому и честь, и стыд не звук пустой.27И в то же время знаю: каждой дамеЛюбимой быть угодно, страх стыдаЗдесь не помеха; если ж со скорбямиПокончить можно раз и навсегда,То было б глупо, молвим между нами,Не покуситься на нее тогда.Сама захочет, ведь она вдовица,Я не поверю, если взбеленится.28Я вижу, что разумно поступлю,Обоим вам доставив наслажденье,Равно в вас утешение вселюИ всё устрою втайне, без сомненья,В том случае душою покривлю,Коль устранюсь, не проявлю раденья,Служа тебе; ты будешь прозорлив,Сии дела от посторонних скрыв».29Троил Пандара выслушал с вниманьем,Как будто не бывало грусти в нем,Казалось, наполнялся ликованьем,Любовным пуще воспылав огнем.Он встретил те слова его молчаньемИ, обратившись, так сказал потом:«О ней ты молвишь, в этом нет сомнений,Но я тем больше вижу затруднений».30А если пыл угаснет, что таюВ груди я, ведь не замечал ни разу,Что знает дама про любовь мою?Вдруг не поверит твоему рассказу,Обрушит гнев на голову твою,И неудача нас постигнет сразу?Не станет даже слушать, ибо честь,Как говоришь ты, в сердце дамы есть.31Еще, Пандар, скажу тебе я прямо:Не думай, что намеренье моеНасильно овладеть прекрасной дамой,Лишь коли даст согласие свое;Меня полюбит – это будет самой,Высокой самой милостью ее!Иного не прошу ни на полушку».И от стыда уткнулся он в подушку.32Пандар, смеясь, такую молвил речь:«В твоих словах нет ничего дурного.Умею я глаголами зажечьИ убеждать умею, право слово.Мне действовать позволь и не перечь,Я с честью выходил не из такого!Все на меня труды падут сперва,Тебе же после – сладость торжества».33Проворно спрыгнув со своей кровати,Его обнял, расцеловал Троил,Клянясь, что и разбивши вражьи рати,Такого б счастья он не ощутил,Как если бы достиг ее объятий.«Пандар мой, ты всегда мне другом был,Ты мудр, и предаюсь в твои я руки,Ты знаешь, как мои окончить муки».Пандар открывает Крисеиде любовь Троила, и она, ответствуя, уверяет, что полюбит его.
34Пандар, что жаждал услужить скорейТоварищу, любимому премного,Его оставил по нужде своейИ Крисеидина достиг чертога.Та, лишь завидя, как подходит к ней,Привет учтивый шлет ему с порога,Он ей в ответ, и за руку берет,И в комнату с собой ее ведет.35Там разговоры, шуточки сначала,Смешки, непринужденные словаИ то, что по обычаю присталоВсем, кто повязан узами родства.Кто хочет, и во что бы то ни стало,Добиться своего, тот всё сперваИспробует; так и Пандар наш нынеПокоил взоры на своей кузине.36С улыбкой Крисеида говорит:«Что на меня так пристально взираешь,Кузен, иль внове для тебя мой вид?»Пандар на это: «Превосходно знаешь,И зрел тебя, и, чаю, предстоит,Но, мнится, красотою ты сияешьСейчас вдвойне, хвалу послать богамДолжна ты, став прекраснейшей из дам».37И Крисеида: «В чем здесь подоплека?Почто теперь я краше, чем дотоль?»Пандар задорно во мгновенье ока:«Да потому что лик твой дивен столь,Что дамам в целом мире нету прокаС ним состязаться; выслушать изволь:Я не совру, есть человек на свете,Кого сверх мер черты пленили эти».38Пунцовым стал у Крисеиды лик,Как утренняя роза-чаровница,От слов Пандара стыд в нее проник.И говорит кузену молодица:«Не смейся, лучше прикуси язык,Мне угождать влюбленным не годится,Со мной им счастья будет не дано,Мне больше полюбить не суждено».39«Довольно, хватит, – ей Пандар сердито, —Скажи мне только: ведаешь про то?»А та ему: «Не полюблю, пойми ты,Пока жива, другого ни за что.Однако у двери моей закрытойНередко ходит, вижу, кое-кто;Меня ли он высматривает, то лиДругую ищет, мне не всё равно ли?»40«А кто это?» – Пандар ее спросил.И Крисеида: «Я не знаю, илиТы знаешь больше? Ты бы сообщилОб этом, братец». Речь не о Троиле,А о другом – Пандар сообразилИ тотчас продолжал в таком же стиле:«Не тот, кого ты видела, совсем,Другой, и не замеченный никем».41«И кто же это, что, меня увидя,Так воспылал?» – спросила дама вдруг.«Мой свет, – Пандар промолвил Крисеиде, —С тех пор как человек в сей мира кругВселён богами, я, по жизни идя,Не верю, что бывал подобный друг,Как он, такой же любящий и скромный,Что и не скажет про свой пыл огромный.42Он благороден и благочестив,До чести жаден и из самых знатных;Умом природным мудрецов затмив,Уже достиг высот невероятных;С лицом открытым, горд он и красив,И в нем не счесть достоинств благодатных;О, счастлива краса твоя навек,Раз ею болен этот человек!43Лишь ценный камень перстню подобает;Коль мудрость красоте в тебе под стать,Должна ты стать его, как он желает,Звезду и солнце можно сочетатьУспешно столь же: в мире не бываетСтоль подходящей пары, вам блистатьВдвоем, лишь прояви свой светлый разум,Свое блаженство не губи отказом!44Счастливый случай раз лишь только, знай,Нам выпадает, так лови смелее.Упустишь если, на себя пеняй,В другом же не ищи себе злодея.Прекрасна телом, так давай, пленяй,Воспользуйся красою поскорее,Пусть плачу я, кто неудачник суть,Фортуне и богам не мил ничуть».45«Ты искренен иль это испытанье? —Спросила дама. – Ум твой помрачен?Кто сможет утолить мои желанья,Когда моим не станет мужем он?Но кто он, жду я от тебя признанья,Наш иль приезжий так в меня влюблен?Всё расскажи о нем, что знаешь, путноИ “ах” не говори ежеминутно».46Пандар в ответ: «Он наш согражданин,И не из малых, друг мой лучший самый,Из чьей груди я волею судьбинИзвлек всё то, о чем поведал прямо.Живет, несчастный, средь своих кручин,Воспламенен одной прекрасной дамой,Тобой сиречь, тебя так полюбилЦаревич, многодоблестный Троил».47Пандар умолк, и на него вдовицаВзглянула пристально, а лик еяСтал словно небо, коль взойдет денница;Из дивных глаз уж слезная струяВот-вот на грудь должна была пролиться.Затем же, словно после забытья,Издала про себя какой-то лепетИ молвила, не подавляя трепет:48«Пандар, наверно если б разум мойОднажды помрачился, лишь тогда быТроила возжелала всей душой.Ты поразил меня сегодня, дабыСклонить к бесчестью, словно враг какой.О боги, дайте устоять мне, слабой!Ждать от других чего, коль сам кузенРешил меня завлечь в любовный плен!49Величие и мужество ТроилаИзвестны, счастье с ним любой жене;Но как супруга забрала могила,От всех страстей держусь я в стороне.Печаль в моей груди, живу унылоИ всё еще страдаю в тишине;До самой смерти, страждя и недужа,Мне в памяти хранить кончину мужа.50А было бы позволено любить,То я его любила б, несомненно,Чтоб рыцаря усладой наградить.Но ты же знаешь: сердце переменно,И постоянным он не сможет быть —Дней пять иль шесть пройдет, и постепенноУтихнет жар ко мне, и вспыхнет вновьУже другая, новая любовь.51Позволь мне жизни провести остаток,Как это предназначено судьбой,Пусть будет плод его любовный сладокС покорной, нежной – только не со мной;Мне дорог благочестия порядок.Но, бога ради, пусть ответ такойТебе не будет в тягость; в утешеньеНайди ему иное увлеченье».52Пандара оскорбила речь сия,На сердце он почувствовал обиду,Уйти уже хотел, печаль тая,Но всё же бросил взгляд на Крисеиду,Сказав ей так: «Тебя хвалил бы я,Что горько мне, не подал бы и виду,Будь ты сестра мне, дочь или жена,Коль на богов бы уповал сполна.53Однако знаю, что царевич стоитТвоей любви, и всё совсем не так,Как полагаешь; пожалеть бы стоит,Уж как он любит – истинный бедняк!Возможно, он тебя не беспокоит,Но поневоле сжалился бы всякПри виде мук любовного пожара.Ах, сжалься ради твоего Пандара!54Не верю я, что в мире кто-то естьИ сдержанней, и преданней Троила,Учтив он, как никто, прошу учесть,И жаждет лишь тебя, исполнен пыла.Ты молода и в трауре, но честьНе пострадает, если бы любила.Лови момент, покуда не стара,Красу утратишь, как придет пора».55Она в ответ: «Ты прав, да видят боги,Всё ближе старость к нам день ото дня,И многие умрут на полдороге,Нам данной от небесного огня.Оставим эти мысли и тревоги,Скажи, любовь утешит ли меняУсладою своей и как всё было,Когда узнал ты о любви Троила?»56Пандар с улыбкой молвил ей тотчас:«Коль просишь ты, я расскажу по чести.Поскольку перемирие у нас,Позавчера он мне велел с ним вместеПойти в лесок, где мы гуляли с час,Затем, присевши там в тенистом месте,Он о любви сужденье произнесИ что-то напевал себе под нос.57Я был не рядом и когда шептаньеУслышал, сразу слух мой стал востер.Как помнится, пенял он на страданье,Которому подверг его Амор,И говорил: “Мой вид и воздыханья,Не это ль доказательства, синьор,Сей сладостной тоски моей сердечнойИз-за красы ее столь безупречной?58Твоя обитель – сердца глубина,Где образ я ношу, что нет мне слаще,Ты видишь, как душа моя больна,Как замерла, познав твой свет слепящий,Ее ты держишь в путах, а онаВзывает к этой милости живящей,Что могут дать ей только очи теВ их чистой, лучезарной красоте.59И ежели тебе прискорбна всё жеМоя погибель, чувства ей придай,Того проси у госпожи пригожей,Что подданным твоим дарует рай.Ах, не желай мне смерти, добрый боже,И день и ночь не ты ли невзначайВнимаешь крикам сей души, что любит,Страшась, что та любовь ее погубит?60Ты не колеблясь разжигал костерПод траурным вдовицы одеяньем;Нет большей славы для тебя, синьор, —Войди же в грудь ей пламенным желаньем,Которым я горю с недавних пор;Ах, сделай же, вонми моим воззваньям,Чтоб сладость вздохов из груди ееУтешила желание мое”.61Промолвив так, он вздох издал глубокий,Склонил главу и что-то стал шептать,Вот-вот и слезы брызнули б на щеки.Как всё серьезно, смог я угадатьПо виду, но не ведал подоплеки.И я решил в урочный миг узнать,Как будто в шутку расспросив ТроилаПро песнь и то, что к песне побудило.62Но лишь сегодня случай мне помог.Я в одиночестве застал героя,Когда вошел в царевича чертог.Там на постели увидал его я,Вскочил он, только встал я на порог,Чем вызвал подозрение, и, стояВблизи него, прозрел я в удальцеСледы рыданий долгих на лице.63Как мог, его утешил я словами,Всю хитрость, всю смекалку применя,Чтоб вызнать, что таится за слезами,И прежде клялся, преданность храня,Что тайной всё останется меж нами.Тогда он жалость вызвал у меня,И я к тебе, и всё поведал с ходу,Как ты просила, и тебе в угоду.64А что же ты? В тебе ль такая спесь,Что юноше, которым так любима,Позволишь лютой смертью гибнуть днесь?О злобный рок, судьба неумолима!Ты все несчастья любящего взвесь,И коли не всецело одержимаСвоею статью и красою глаз,Спасти его могла бы и сейчас».65И Крисеида: «Из груди у другаТы тайну вынес, быстро раструбил,Хоть он сжимал ее в деснице туго,Когда на ложе спальном слезы лил;Пусть Зевс его избавит от недугаИ счастье даст. Мне жалок твой Троил,Как ты сказал. И я не так жестока,Как мнишь, чужда я гордости порока».66Вздохнула, в сердце чувствуя: болит,И продолжала: «Вот к чему глаголешь,Что, дескать, сострадать мне надлежит.Того он стоит, будет как изволишь,Но чтобы не во зло мне и не в стыд,Его увижу только и всего лишь,Притом взываю я к его уму:Чтоб не в хулу ни мне и ни ему».67«Сестра моя, – Пандар ей, – право слово,Речь хороша, исполню просьбу ту.Он мудр, умерен, не свершит худого,Я верю в то, скажу начистоту,Лишь не случись несчастья никакого;Бог не допустит, я изобрету,Как всё устроить так, что будешь рада;Всё сделай хорошо и так, как надо».Как Крисеида по уходе Пандара сама с собой рассуждала, может ли она полюбить Троила, и наконец решила, что может.
68Ушел Пандар, и в комнате однаОсталась Крисеида молодая,И повторяла про себя она,Из сердца своего не выпуская,Всё то, что ей кузен сказал, сполнаИ слово в слово, радостью сияя,Лишь счастье прозревала впереди,Запечатлев царевича в груди:69«Я молода, любима и красива,Богата, знатна и уже вдова,Я без детей живу себе счастливоИ на любовь имею все права.Честь воспретит: мол, неблагочестиво,Но в сердце затаю, пока жива,Свои желанья, тайны не нарушу,И для любви пора открыть мне душу.70Ведь молодость уходит с каждым днем,Должна ли я терять ее несчастно?Еще не знаю, чтоб на свете семЖил кто-то без любви, и любит страстно,Да, большинство из тех, кто мне знаком,А я теряю время так напрасно.И если это у других не грех,То обвинять едва ли нужно всех.71Состарившись, кого пленю собою?Да никого. К чему потом жалеть,Когда невзгоды воздадут с лихвою?И будет лишь раскаяние впредь:Зачем-де не любила, боль не скрою.Воспользуйся моментом, счастье встреть,Любовник юн, умен, изыскан, нежен,Как лилия в саду, красив и свеж он,72И доблестен, царей течет в нем кровь.Пандар, кузен мой, так хвалил героя;Что делать? Нет, любви не прекословь,Открой навстречу другу ретивое.А почему б не дать ему любовь,Не проявить участие святое?Как хорошо нам было бы двоим.Раз любит, пусть же будет он любим!73Не для супруга стану жить отселе;Свободу сохранить, сдается мне,Куда разумнее, на самом деле.Любовь из дружбы вырастет вполне,Мы будем счастливы в таком уделе;Красоты же, которые в цене,Женатому мужчине так же любы,Ведь что ни день, всё новизны ему бы.74Как хитростью добытая водаОбильных вин нам слаще и дороже,Так и любовь, украдкою когда,Отрадней, чем супружеское ложе,Что под рукой. А той любви плодаМы жаждем больше, ибо знаем всё же,Что волей Неба послана она,И будет жажда в ней утолена».75Умолкла, и со стороны обратнойПодумала: «Несчастная, ужельНе знаешь, как тяжел невероятноДля сладострастников любовный хмель?Рыдать и мучиться, стонать стократно —Вот вся их жизнь, сомнительная цель,К тому же к ним приходит ревность часто,То хуже смерти и страшней гораздо.76И он, твоей поклонник красоты,Тебя намного выше положеньем;Любовь его пройдет, и станешь тыВо власти у него, под услуженьем,И станут дни безрадостны, пусты,Пресытишься стыдом и униженьем.Будь осторожна: поздно коль придет,И здравый смысл пропащих не спасет.77Но ежели любовь зайдет далёко,Как можно быть уверенной тогда,Что в тайне сохранится всё? ЖестокаПорой Фортуна, коль придет нужда,В чужих советах нам не будет прока.А если разгласится, то беда —Утратишь имя доброе, которымТак дорожишь, покроешься позором.78Поэтому оставь сию любовьТому, кто рад ей». Так она сказалаИ горестно затем вздыхала вновь,Но лик Троила не могла нималоИзгнать из сердца, в ней играла кровь,И возвратилась к мыслям изначала,То восхваляя, то их понося.И так была одна, в раздумьях вся.Пандар сообщает Троилу о том, что он сделал, и как, увидев Крисеиду, был обнадежен и весь возрадовался.
79Пандар довольный покидал кузину,Немедленно пустился он бегомК Троилу и воскликнул господинуЕще с порога бойким языком:«Ликуй же, братец, я наполовинуИсполнил то, чего ты ждал тайком».Затем уселся и без перерываО происшедшем всё поведал живо.80И как цветы от холодов ночныхКлонились долу, а едва пригреет,Вмиг распрямятся на стеблях своих,Так и Троил тотчас же веселеет,Воспрянув духом от кручин былых.Воззревши ввысь, он молвит и смелеет:«Хвала, мой друг, усердью твоему,Венере и Амору самому».81Сто раз Пандара заключил в объятья,Расцеловал; не радовался б онТак сильно, коль и тысячною ратьюТроянцев верных был бы окружен.С одним Пандаром он на предприятьеПустился тихо, к той, в кого влюблен,Взглянуть на красоту своей богини,Быть может, и дождется благостыни.82А та одна стояла у окна,Ждала как будто некой перемены.На взгляд юнцу представилась онаУже не столь суровой и надменной;Тут с правого плеча ему, скромна,Послала взгляд невинный совершенно.Троил пришел от этого в восторг,Хвалу Пандару и богам исторг.83Былое безразличье в КрисеидеИсчезло, не осталось ничего,Она украдкой хвалит в ПриамидеПовадки, стать, приятный лик его.Сдалась и на себя была в обиде,Что время упускала до того,Не зная, как ее он любит, млея,Теперь он всех ей на земле милее.84Жил весело и праздновал Троил,Был щедр на траты, бился на турнире,День каждый платье новое носил,А пламя становилось жарче, шире.Он к дому Крисеиды приходил,Не находя услады большей в мире,Чем глянуть; робко та бросала взор,Приветливый уже с недавних пор.При взглядах на Крисеиду Троил всё больше пылает, о чем рассказывает Пандару, а тот советует ему написать к ней письмо.