Париж.

23 января 2015

Мы с режиссером встретились за завтраком перед примеркой. На нем был бархатный костюм глубокого синего цвета, и он ему удивительно шел. Возможно, спасало и то, что в такую погоду любая плотная ткань казалась уместной.

Потом один из продюсеров прогулялся со мной по окрестностям. Я огляделась с моста через Сену и убедилась, что Центр Помпиду по-прежнему напоминает водоочистное сооружение, вывернутое наизнанку. Заметила одинокий дом, увитый зеленой растительностью в духе ар-нуво. Такой красивый, что им можно было любоваться вечность.

Еще один продюсер прокатил меня мимо статуи Республики, которая тогда вся была увешана плакатами «Я/Мы "Шарли Эбдо"»[39]. И хотя масштаб двух трагедий несопоставим (и я не призываю их сравнивать), я подумала: а что, если бы нашу статую Свободы завернули в транспаранты в поддержку Эрика Гарнера?[40] В какой бы стране мы тогда жили?

Потом первый продюсер вернулся и повел меня ужинать. По столам и полкам своевольно лазила серая беспородная кошка, которая в итоге свернулась клубочком у меня на коленях. Когда принесли еду, я скормила ей несколько кусков мяса, а потом чесала под подбородком, а та мурлыкала.

Утром я высунулась из окна покурить. С подоконника дома напротив свисали сиреневые трусы в полоску, а за ними возвышалась облупленная стена, покрытая грязью — с которой мы, кажется, были ровесницами.

Париж: бонусный выпуск-сюрприз.

30 января 2015

Я пошла встретиться с Джессой, давней подругой из Филадельфии, с которой мы не виделись с 2009 года. Мы перестали общаться, когда я в очередной раз перебралась в Лос-Анджелес. Вскоре она уехала в Европу. Перед моим приездом мы списались и договорились встретиться в кафе. И вот мы уже визжим, обнимаемся и пытаемся рассказать друг другу все, что случилось за это время. Она сейчас потрясная татуировщица — я имею в виду, что она круто выглядит и делает потрясающие татуировки.

В районе, где я поселилась, из дверей то и дело выглядывали взрослые женщины в кружевном белье с контрастной вышивкой, в чулках и шубах из темного меха. На них были широкополые шляпы и ярко-красная губная помада. Мне сказали, что это уличные секс-работницы. Многие одаривали меня искренней улыбкой.

В то утро, которое должно было стать последним перед отъездом, красивый мужчина принес мне эспрессо и выпечку в постель. Мне хотелось запустить руку ему в волосы и перебирать их вечность. Как я уже успела пожаловаться давнему приятелю, сложно было с ходу понять: он флиртует или просто француз.

Как выяснилось, он все-таки флиртовал.

Еще с ним было классно целоваться. Поначалу слегка прикасаясь губами к моим, он терпеливо ждал, пока я войду в ритм, и подхватывал. Когда его губы скользнули к моей шее, а пальцы — к вагине, я кончила — и еще раз, и еще, а может, просто не прекращала. В любом случае это было упоительно. Когда его пальцы были во мне, а губы между моих ног, я пережила один из самых ярких оргазмов в своей жизни — кажется, такие шаблонно называют «маленькой смертью».

Стянув с него брюки, я обнаружила гладкую мошонку и роскошно сложенный член. Я скользнула по нему языком, оставив полоску слюны, затем обхватила его рукой — и двигала ею до тех пор, пока его сперма не брызнула мне в рот.

Париж был изумительно вкусным.

В вагоне метро женщина толкала речь о расизме пассажирам, которым некуда было сбежать. Мое мизерное знание языка не позволяло понять, о чем именно она говорит, и для меня все это звучало как заслуженно гневная песнь.

Рейс отменили из-за снежной бури. Так начались мои вынужденные каникулы — с разрядившимся ноутбуком, без зарядки и с кое-как работавшим мобильным интернетом. С другой стороны, стыдно жаловаться на то, что ты застряла в Париже, особенно если у тебя нет проблем с глютеном.

Я проснулась от того, что началась менструация, и ринулась на улицу в поисках аптеки.