Книги

Филипп. Я (не) умею любить

22
18
20
22
24
26
28
30

Эта зараза мило улыбается и уже садиться в охрененный старый кабриолет к какому-то типу. Водила не может найти место, где припарковаться с нашей стороны, а эти… Они уезжают. Вместе! Да ну нахер?! Ты же моя, Лис. Ты чего делаешь?!

Горло сдавливает. Ни сглотнуть мерзкий ком, ни нормально вдохнуть. Тачки уже не видно, а меня бомбит все сильнее. Я не согласен на такой расклад! Я же поломаю его, если посмеет прикоснуться! А если у них уже все было?

Это же Лиса… Моя Лиса… Она не станет.

Или станет? Я ведь даже предъявить ничего не могу. У меня нет такого права. Но и отдавать тоже не собираюсь. Было? Значит было. Переживу. Переживет ли он – не знаю. Мне насрать. Но это моя девочка. Моя, твою мать!

Водитель останавливается, как только появляется возможность.

– Мне не надо уже, – выдавливаю из себя. Голос совершенно не слушается. Диктую ему адрес родительского дома.

Все, блядь! Выспался!

Мне нормально поспать походу светит только с ней. Просто сгребу в охапку, заверну в одеяло, уткнусь носом в волосы и буду слушать, как она пищит и смеется, пытаясь вырваться. Не отпущу. Мы будем спать вместе. И просыпаться тоже вместе. Я уже все это себе нарисовал и сохранил. Это моя идеальная жизнь. С ней.

В родительском доме внизу пусто. Поднимаюсь к себе. Я не все шмотки забирал. Скидываю на кровать рубашку, брюки. Надеваю спортивные штаны, забиваю на майку. Все равно весь мокрый буду и сниму через пять минут.

Перед глазами отчетливо стоит картинка, как моя девочка улыбается мужику! Левому, блядь, мужику! Контролировать перестали. А отец-то куда смотрит? Или вот эта кандидатура рядом с его дочерью Кравцова устраивает больше? Нихуя! Я не отдам ее никому. Это мое.

Накрывает просто зверски. Все мышцы скрутило в болезненно тугие канаты. Я почти бегом влетаю в спортивный зал, врубаю на максимум тяжелый рок. Он долбит по мозгам, ищет кнопки переключения. Никаких дорожек сегодня. Без разминки налетаю на боксерский мешок и луплю по нему, представляя ту рожу за рулем кабриолета.

До изнеможения, до черных точек перед глазами я бью и бью по снаряду. Пот попадает в глаза. Неимоверно щиплет, дыхалка сбивается все чаще. Еще немного и я просто упаду.

– Стой, стой, стой! – отец оттаскивает меня.

Смотрит в глаза, усаживает на скамейку и заставляет вспоминать, как надо правильно дышать, чтобы прийти в себя. Протягивает бутылку с водой. Полощу рот, сплевываю в ведро. Нельзя пока пить, надо переждать немного.

– Что случилось, Филипп? – как сквозь вату слышу его голос.

Музыка не играет больше. Выключил значит. Ладно, пусть.

Вытираю лицо и глаза полотенцем, вешаю его на шею.

– Я задал тебе вопрос, – напоминает отец.

– Нормально все. День тяжелый просто. Мать не напугал?

– Меня напугал. На такие приступы у нее уже иммунитет, – усмехается он. – Рассказывай.