- Да, господи. Да! Катарин, завязывай вопить, нашелся твой Ушастик. Бобс, да заткнись ты уже. Задрал тяфкать, - и опять мне. – Я заеду сейчас, хорошо?

- Боюсь, это невозможно. Торговый центр закроется через пятнадцать минут.

- Проклятье.

Катя, затихшая из-за хороших новостей, зарыдала пуще прежнего. У меня аж сердце закололо.

- Давайте я привезу сама, - выдала я тут же.

- Правда? – не поверил мужчина.

- Да. Мне все равно на такси ехать. Говорите адрес.

Он назвал улицу, дом и квартиру. Я едва не присвистнула. Шикарный район новостроек. Неплохо устроился татуированный здоровяк.

- Сейчас приеду, - отозвалась я.

- Мы вас очень ждем, - выпалил мужчина, снова перекрикивая плач и лай.

Повесив трубку, я тут же вызвала машину. Такси не заставило себя ждать, и уже через пять минут желтая машина везла меня по вечернему городу. Кутаясь в кардиган, я смотрела в окно. Осень пришла рано. Деревья уже все пожелтели. Обманчивое тепло днем сменилось кусачей прохладой вечера. Нужно было надевать куртку, как папа советовал. Но я же, как всегда, самая умная.

Я отпустила такси, решив потом вызвать другую машину. Не люблю заставлять людей ждать. Да и вряд ли водитель будет простаивать за спасибо – накрутит цену сверху.

Расплатившись, я прошагала к единственному подъезду в доме и нажала указанный номер квартиры в панели домофона. Дверь открылась почти мгновенно. Кажется, меня там действительно очень ждали.

Плач и лай я услышала, как только вышла из лифта, и почти бегом поспешила к двери. На площадке оказалось всего две квартиры. Мне даже номера сличать не пришлось, позвонила в ту, где было шумно. Моментально тявканье стало громче и перешло теперь в зловещее завывание.

Боже, на что я подписалась? Надеюсь, их собака меня не сожрет. Даже покусанной быть не хотелось.

Дверь открылась так же быстро, как и откликнулся домофон. Передо мной предстало душераздирающее зрелище. Мужчина держал на руках зареванного ребенка. Распухший нос и лицо цвета вишни недвусмысленно намекали, что Катя рыдала весь вечер. Ее отец умудрялся одновременно прижимать к себе дочь и говорить по телефону. Видок у него был так себе. Обреченный. От самоуверенности, которую он источал пару часов назад, скандаля со мной, не осталось и следа. Я мельком взглянула на открытые руки мужчины, оценила белую майку-алкоголичку, которая контрастировала со смуглой кожей и чернилами. Он был в тех же джинсах, босиком, ногой прижимал к стене лохматого йорка, который истошно лаял на меня.

- Заходите.

Я скептически глянула на собаку.

- Он только брешит, как дурной. Не укусит, - успокоил меня папа Кати, легонько откидывая пса ногой. - Поди вон, Бобс.

Бобс послушался, как ни странно.