Мне нравилось работать в модельном бизнесе. Нравились новые города и знакомства, восхищенные взгляды, вспышки камер, словно не мое лицо в отражении зеркал и на фото, нравилось, что Алекс подбирал для меня контракты, не оставляя практически ни дня для отдыха. Я не успевала прийти в себя, не успевала скучать, жалеть, оглядываться назад. Но вот я в Москве, в России, и Гоша снова рядом. Он просто взял и решил меня вернуть, и я не могу сопротивляться, потому что хочу быть с ним. Сильнее всего на свете.

Спустя три часа я снова сидела рядом с Феновым, но теперь уже в аэропорту. Мы ждали посадку на рейс. Я была тихой, он молчал тоже. Буквально физически, на ощупь я чувствовала, как Гоша пытается побороть обиду, остановить кровь ,что хлестала из его сердца. Да, он принял решение, он поставил меня перед фактом, но горечь никуда не делась. Мы были едины, пока занимались любовью в студии, наплевав на весь мир. Но одежда, решения и реальность снова вернули обиду.

Я не смела даже за руку его взять, просто доверилась, просто ждала, когда он будет готов.

- Ты во многом была права, Ирс, - проговорил Феникс, едва самолет набрал высоту.

Я замерла, не в силах что-то ответить, даже посмотреть на него. Пришло время слушать.

- Когда говорила, что с Анфисой нужно договориться, понять и ее тоже. Ты мне это говорила, Настя, Мишка, даже Федор, а я не слушал. Уперся, как баран. А нужно было всего лишь прекратить орать на бабушку моей дочери. Как только я это понял, все стало проще. И сложнее одновременно, потому что ты уехала.

Он посмотрел на меня впервые после того, как вспылил после секса. Посмотрел тепло и с любовью. Мне снова захотелось плакать.

- Я искал тебя дома. Георгий Львович сказал, что ты улетела.

- Ты разговаривал с папой? –вскрикнула я. Прикусила губу, чтобы не посвящать весь салон в наш разговор.

- Да. Он у тебя, конечно, старой закалки, но нормальный мужик. И безумно по тебе скучает. Ты вся его жизнь, Ирсен.

Я часто заморгала. Слезы стыда и тоски жгли глаза.  Звонила папе достаточно часто, но запрещала даже имя Гоши произносить и напрочь игнорировала грустные нотки в голосе отца. Я оставила моих самых дорогих мужчин, а они за это время, видимо, поладили. Чудеса.

- Он рассказал, как ты спешно улетала, как с Катей прощалась. Я отчасти тоже в этом виноват. Не хотел говорить тебе, что Анфиса в суд подала. Думал, что защищаю нас. Она ведь не опеку требовала, Ирс, а встречи с Катей, потому что я запретил им видеться после ее фокуса с фотками.

- То есть, она бы не смогла забрать у тебя Катю? – ошарашенно спросила я.

- Нет, конечно. Суд почти всегда на стороне родителя.

- Но твой адвокат, тот, Галанин?

- Мы говорили о том, чтобы вообще запретить бабушке общение с ребенком.

Я не сдержала эмоций:

- Гоша, да разве можно? У Анфисы же нет больше никого, только Катя. Она не со зла это все творит. Просто одинокая женщина…

Фенов рассмеялся, перебив меня раскатистым хохотом.

Он погладил меня по щеке, чмокнул в нос, в уголок губ. Наконец вернулась его потрясающая теплая улыбка, которая заставляла улыбаться в ответ.