– Я тоже на это надеюсь, – тихо ответил Дик. – И я хотел бы надеяться на это впредь…

В следующий раз разговор на сходную тему зашёл у них летом девяностого года, за три месяца до трагических событий, потрясших Стэнфорд-холл. Эти два года не прошли даром, Дик многому научился и многое стал понимать куда лучше. Ему приходилось нелегко. Несмотря на особенности своего диалога с миром, отличающие его от других людей, Дик был самым психически нормальным из всех обитателей Стэнфорд-холла, исключая слуг. Остальные же… О родственниках и разговора нет, каждый из них был по-своему ненормален. Но ведь и Ральф Платтер к моменту развязки всех узелков стал совсем не таким, каким был, когда четырьмя годами раньше появился в Стэнфорд-холле. Мономания съедала его заживо!

Примеры воздействия на сознание, разум и душу человека с помощью химических веществ были у Дика перед глазами. Отец, который становится нормальным, почти таким, как прежде, только после введения дозы наркотика, обычного раствора белого порошка. Что же происходит с его бессмертной душой? Почему она так страшно изменилась? Но если психика, если душа под влиянием какого-то порошка может становиться хуже, то, наверное, справедливо и обратное? Вероятно, под воздействием другого порошка она может становиться лучше?

Ох уж это понятие, исключительно важное для Ричарда! «Душа» – простое слово, которое понятно всякому, или, сказать точнее, каждый думает, будто знает, о чем идет речь, когда слышит это слово.

Но стоит задуматься, и приходишь к выводу, что душа не может быть некоей неизменной, вневременной и вечной сущностью, – такой души никогда не было, никто из нас ею не обладает. Душа юноши и душа старца хотя бы сохраняют идентичные черты, если речь идет об одном и том же человеке, а дальше… Душа его в те времена, когда он был ребёнком, и в ту минуту, когда, смертельно больной, он чувствует приближение агонии, – эти состояния чрезвычайно различны.

Мать. Она уже почти полностью утратила рассудок, у неё случаются жуткие припадки буйства. И вновь, лишь после приёма препаратов брома и некоторых других тинктур она на какое-то время становится почти нормальной! Правда, кое-что в её характере и поведении меняется, и меняется так, что невольно возникают сомнения: а не хуже ли лечение самой болезни?

Старший брат. Питер интенсивно спивается. И пьяный, и трезвый, и с похмелья, и в состоянии глухого запоя он был неприятен Ричарду. И всё же подросток не мог не заметить, что Питер пьяный и Питер трезвый – совершенно разные люди! Значит, примитивный алкоголь может так кардинально менять человека? А если это будет не алкоголь, а нечто неизмеримо более сильное?! И вновь, – кто сказал, что изменения должны быть непременно дурными?

Меж тем феноменальные способности Ричарда продолжали развиваться! Теперь уже он интуитивно, на подсознательном уровне чувствовал, как изменить, модифицировать то или иное вещество таким образом и в таком направлении, чтобы оно приобрело физиологическую активность, стало бы способно воздействовать на психику людей. Правда, это знание оставалось пока зыбким, смутным и неопределённым, однако Ричард уже начал приобретать навыки блестящего химика-практика.

…Вновь они с Платтером гуляли по дорожкам сада.

– Так вы полагаете, мистер Платтер, что только недостаток наших знаний не позволяет нам вмешиваться в любые психические процессы других людей по своему произволу? – Этот вопрос Дика звучал скорее как утверждение, как нечто хорошо продуманное и осознанное.

– Да. Но овладение этим знанием – вопрос времени и таланта, – уверенно ответил Платтер. – Мне кажется, что вы тоже стремитесь к нему, Ричард.

– Пожалуй, – задумчиво откликнулся Дик. – Но мне немного страшно. Такое знание потенциально содержит в себе большой вред. И опасность.

Ральф иронически усмехнулся:

– Это можно сказать о любом знании. Любое знание в чём-то вредно и опасно.

– А как же быть с известной максимой Декарта «Знание – сила»?

– Кто сказал, что одно противоречит другому? Кстати, должен заметить, что у вас, Ричард, имеются все предпосылки к тому, чтобы подобными знаниями и способами овладеть.

– Даже если это так, – голос Дика стал напряжённым, – я ещё не до конца уверен, во имя какой цели…

– А зачем вам задумываться об этом? – перебил его Ральф, которого тема разговора тоже очень задевала за живое. – Вы же хотите посвятить себя науке, я не ошибся? Наука отвечает на вопрос «как?». Вопросы «зачем?» и «почему так, а не иначе?» не относятся к её компетенции. Это дело философии и религии. Мой вам совет: держитесь подальше и от того, и от другого.

Ричард долго молчал, а затем пристально посмотрел в глаза Платтеру. Взгляд Дика был испытующим и недобрым.

– Но ведь вы, мистер Платтер, уже применяете эти знания и способы на практике… – тихо произнёс он. – И мне это весьма не по вкусу.