Знакомый голос.

Я пытаюсь обернуться, но тень за спиной ускользает, смещается в сторону, так быстро, что мне не успеть посмотреть ей в лицо.

— Но ведь я должен? — спрашиваю я.

— Да. Но это не значит, что ты пройдёшь…

Всё. Голос уходит, растворяется…

Только нить под ногами. Только стены вокруг.

И слабый, дрожащий, умирающий огонёк впереди…

Я иду.

Сегодня — легче. Почему-то легче. Может быть, тот, кто идёт позади, наконец-то попал в ногу. Может быть, он остался на той стороне моста.

А может быть, я сам научился ступать в такт…

Левая стена — синий лёд, распятый силуэт на колючих иглах. Он предпочёл упасть в эту сторону, он испугался правой стены, чьё пламя сжигает дотла.

Может быть, это моё собственное тело…

Я не успеваю додумать. Не успеваю уклониться. Тот, на стене, вздрагивает, когда я прохожу мимо. Движение мёртвого воздуха, или тепло моего тело — что-то отдирает его со стены, бросает на нить. На миг мне кажется, что мост перережет его напополам, но всё куда прозаичнее, облепленное изморозью тело срывается, падает вниз, в бесконечную пропасть. Струна под ногами вибрирует, раскачивается, амплитуда нарастает, словно падение стронуло какой-то спусковой механизм.

Левая стена — синий лёд, правая стена — алый огонь, левая — лёд, правая — огонь, левая — правая…

И оттолкнувшись от дрогнувшей нити, я бросаюсь на правую стену…

— Чего кричишь-то?

Я открыл глаза.

— Кошмар приснился, что ли?

В машине было тепло. Не обжигающе жарко… тепло. Может быть, потому я и выбрал во сне правую стену?

Водитель даже не повернул головы. Коротко стриженный квадратный затылок, огоньки на приборной доске, тихий шум кондиционера. Мотор не работает.