И я должен прервать этот путь.

Коридоры пусты.

Я прохожу к лифту знакомой дорогой, нажимаю потайную кнопку. Лифт начинает подниматься.

Для программистов «Лабиринта» я сейчас невидим и неслышим. Но всё-таки я нахожу и обрываю все каналы контроля, оставляю на экранах застывшие картинки.

Не хочу зрителей.

Я сделаю то, что надо сделать. Но не устрою из этого шоу.

Тронный зал тоже пуст. И охраны нет… охраны, которую Император ставил во дворце самовольно, вопреки программе. Я достаю револьвер Стрелка. В нём нет никакого смысла — я убью Императора силой Тёмного Дайвера. Но мне нужен символ.

Я обхожу зал. Заглядываю за серебристый металлический трон.

И вижу Императора.

Он сидит, скорчившись, подтянув колени к лицу, обхватив их руками. Совсем в человеческой позе. Была ли она задана изначально? Эта жалкая поза потерянного, замерзающего ребёнка? Эта возможность сидеть, укрывшись за троном, не реагируя на очередные группы игроков, на их шумные крики, на долгие выстрелы в упор, на возмущённые возгласы о том, что подобный скучный финал портит всё впечатление от интересной игры?

Почему ни одна из трёх команд, которые прошли на сотый этап, прежде чем «Лабиринт» был закрыт, не остановилась? Почему они стреляли в упор, стреляли долго, нудно, пока у Императора не кончался его огромный жизненный потенциал?

Или я спрашиваю себя не о том?

Или я боюсь спросить?

Император поднимает голову и смотрит на меня. Я жду. Быть может, он узнает меня. Быть может, его глаза вспыхнут ослепительным пламенем… безвредным для меня пламенем.

И тогда я снова отсеку лишнее.

Он смотрит на меня очень долго. Мне становится не по себе.

Потому что я помню эту позу. И кажется помню этот взгляд.

— Кто я? — спрашивает Император.

Я сажусь перед ним. Тёмный Дайвер во мне бормочет что-то о лишних проволочках, о необходимости решать проблемы без колебаний.

Но теперь я вправе не слушать этот голос.