Мне показалось, или к моему голосу прибавился ещё один — спокойный голос мэтрессы Клавдии? И ещё — строгий и чуть насмешливый сестры Кариллис? И ещё… и ещё… Возможно, лишь я слышала их — голоса убитых дочерей Фаэрверна, моих сестёр? Но пальцы вдруг обрели силу рвануть кинжал из-за тугого пояса и всадить его Первосвященнику под лопатку. Краем глаза мне удалось увидеть, как сошлись врукопашную братья у стены склепа. Викеру удалось выбить из руки Астора меч. Теперь их силы был равны. Прижав его к камню и нависнув над ним, старший несколько раз хорошенько приложил младшего затылком к стене.

Между тем, Файлинн перевёл на меня изумлённый взгляд и качнулся. Я не успела ударить дважды — он швырнул меня на пол, как ядовитую змею, и, заведя руку назад, принялся нашаривать рукоять. Длинные пальцы, кажущиеся ослепительно белыми в полумраке склепа, ползали по его спине, как огромный паук.

— Ненавижу вас, люди! — вдруг странным низким голосом сказал он. Легко выдернув кинжал, уронил на пол. — А особенно, тебя, отступник, тебя, ведьма и тебя… идиот!

Резко отпустив брата, Викер отступил назад и внимательно посмотрел на Файлинна.

— Что? — побелевшими губами спросил Астор.

— Нет ничего глупее мужчины, отдавшегося женщине по самые яйца! — ухмыльнулся Первосвященник, подбирая кинжал и поворачиваясь ко мне. — А ведь она даже не вспомнила твоё имя, мой мальчик, когда я сворачивал ей шею!

Глядя в его белые от бешенства глаза, я поняла, что вот теперь-то Смерть делает последний шаг! И так уж она замешкалась, заигравшись со мной!

Викер метнулся к нему, но Астор был быстрее. Со сдавленным криком он подхватил с пола свой меч, оттолкнул брата и, бросившись на Файлинна, вонзил клинок ему в спину. Потемневшее от крови лезвие вышло из его груди… А спустя мгновение Первосвященник уже стоял за младшим ар Нирном, и кинжал рисовал кровавую улыбку на горле паладина. Всё произошло мгновенно. Викер подхватил падающего брата и, оттащив от Файлинна, рухнул вместе с ним на пол. Первосвященник медленно опускался на колени, ощупывая торчащее из груди лезвие, почти как Викер в доме сестры Кариллис.

Голоса, окружавшие меня, стали громче. В сиянии бирюзы и мёда я видела их — своих сестёр. Я видела стены Фаэрверна, прекрасные в своей целостности и мощи, заросшие плетями девичьего винограда и плюща, дарующие надежду. Я видела беседку для Привратницы и блеск золотого ключа в её потемневших от времени ладонях. Видела, как медленно раскрываются ажурные двери алтаря, приглашая меня внутрь, в ярчайший свет любви. И, со вздохом облегчения, шагнула внутрь.

Время остановилось. Затихла на полу рыжая. Первосвященник застыл, стоя рядом с ней на коленях. Лишь бурлила и весело пузырилась кровь из страшной раны на горле Астора. Тот пытался что-то сказать, но каждая попытка вызывала новый фонтан. Потому лишь смотрел в глаза брату, и взгляд говорил о многом.

Об отчаянии и страхе.

О раскаянии и горечи.

О холоде и пустоте…

Прижав его к себе, Викер плакал без слёз, а в памяти вставало поле, где бегали они, босоногие потомки ар Нирнов, тис и листья подорожника, что он наклеивал на царапину Астора, совместные игры и шалости, общие страхи и надежды, всё то, что делало их родными, близкими. Семьёй. Первые слёзы пролились, когда он, положив умершего на пол, накрыл ладонями его веки и зашептал молитву. Ему показалось, или его голос был не одинок? Нет, он действительно слышал их — женские и мужские голоса, сотни и тысячи голосов, которые помогали не сбиться с пути, в отчаянии не забыть слова. И когда зелёный росток пророс из груди Астора и ушёл вверх, время вновь пустилось вскачь, будто взбесившаяся лошадь.

Файлинн заваливался на бок, его кожа собиралась в складки и обвисала, словно на скелете. Вскочив, Викер с ужасом следил, как съёживается тело, превращаясь в мешок из одеяния Первосвященника. Как тьма, наполнявшая его, поднимается грибовидным облаком и смотрит безглазо в лицо, как выбрасывает отростки в его сторону, пытаясь добраться, но не в силах преодолеть свет, даруемый словами Сашаиссы. Как с рёвом устремляется вглубь катакомб, через стены и перекрытия, вызывая полный отчаяния крик у блуждающих там безумцев и шёпот ужаса и сожаления у встревоженных мертвецов. Когда тьма исчезла, он бросился к Тамарис, поднял, прижал к себе. Она не дышала. На прекрасном бледном лице застыла странная, нежная улыбка…

Запрокинув голову, ар Нирн закричал, криком разрывая себе грудь.

«Отчаяние — путь во тьму, дитя!»

Викер резко обернулся. Они стояли позади — серьёзно смотревшая на него девочка и сероглазая монахиня Великой Матери, держащая сармато. Асси Костерн и мэтресса Таграэрна Лидия.

— Положи нашу сестру на пол и отойди! — приказала последняя.

Викер молча замотал головой. Ему казалось — отпусти он Тамарис, потеряет её навсегда!