– Когда ты собирался сказать, что смерть Алины не была несчастным случаем?
Меня окатывает жаром, а потом холодом, словно тело, так же как и разум, не может смириться с жестокой ложью, в которой я живу больше двух лет.
– Ты не спрашивала.
– Ты знал, что я считаю тебя невиновным, готова разорвать отношения с каждым, кто думает иначе.
– Аля, я никогда не причиню тебе вред. У меня были причины так поступить. Давай сядем и спокойно обо всём поговорим.
– Тогда записка Пестрова имеет смысл. Боже, это было предупреждение! Предупреждение всем нам! – С каждой секундой я понимаю всё больше. – Олег, ты убийца. Сумасшедший убийца.
Трясущимися руками лезу в сумку и достаю из потайного кармана клочок бумаги, протягиваю Олегу. Он читает, сминает и засовывает в задний карман джинсов.
– Пестров был жертвой экстремального лечения, считающегося в наше время особо жестоким, его фантазии не имеют никакого отношения к действительности. Он писатель. Сказочник, не способный отличить реальность от безумия, в котором живёт.
– Он просил тебя больше не убивать!
– Смерть Алины была необходимостью. Освобождением. И я безумно жалею об этом, если тебе станет легче.
– Для кого освобождением? Для тебя от парализованной жены?
– Для неё от неподвижного тела. Аля, она просила меня. Она сама этого хотела.
– Мать твою, Олег, ты не Господь Бог, ты не можешь принимать такие решения! У Алины были родители, друзья. Тебе нужно было развестись с ней, оставить её, но не делать того, что ты натворил. Как ты посмел взять на себя такую ответственность?
– Посмел. Потому что я мог сделать это. Врачи так делают, берут на себя ответственность, принимают важные решения. А я был очень хорошим врачом.
– А если ты когда-нибудь решишь, что мне тоже пора на тот свет? – Я пячусь к двери. – Если у нас будут дети, и тебе покажется, например из-за проваленного экзамена, что жизнь этого человека отныне не имеет смысла?!
– Аля, ты несёшь чушь. Пожалуйста, давай обсудим случившееся спокойно. Кроме Пестрова, я никому не рассказывал о том, что совершил и какие у меня были соображения, но я хочу поделиться ими с тобой. Ты же любишь меня. Аля…
Я у входной двери, ожидая в любую секунду, что он накинется, как сделал это, когда я только зашла в квартиру. Но Олег не собирается нападать, держится на расстоянии пары метров, тянет ко мне руку, предлагая остаться, позволить ему выговориться. Или точнее, запудрить мне мозги, оправдывая убийство.
– Аля, я же твой единственный, ты говорила мне только что. Пожалуйста, не бросай меня.
– Не подходи! Олег, не заставляй меня сочувствовать тебе. Ты навредил беззащитному, нуждающемуся в помощи человеку. Мне нужно побыть одной, не видеть тебя некоторое время. Как ты мог врать мне?
Я смотрю на него, всё ещё такого родного и любимого, и меня лихорадит от понимания, что больше никогда я не смогу быть с ним. Ведь теперь ни о каком доверии не может быть и речи. А что мне тогда остаётся?