– Ты как? – спрашивает он уверенно и спокойно. Видимо, за время, пока отец сюда добирался, он сумел совладать с эмоциями. Хирургу предстоит работа, он собран и внимателен.

– Мы поссорились, и она побежала через дорогу. Как в тот раз, – объясняю я, поджимая губы. – История повторилась в точности, как шесть лет назад. – Опускаю глаза, не зная, что ещё добавить.

Обращаюсь в слух, ожидая от отца ответной реакции. Но вместо слов или тяжёлого вздоха, он крепко меня обнимает.

– Я осмотрю Алю, а ты жди здесь. Потом мы обсудим, как будем лечить её дальше. Олег, посмотри на меня.

Повинуюсь.

– Я тобой горжусь.

Отводя глаза в сторону, я почти улыбаюсь, понимая, что выбранный отцом момент сообщить, что я ему не безразличен, совершенно неудачен.

– Ты сильный, ты с этим справишься. Мы вместе справимся.

Он уходит разговаривать с врачами. Благодаря его влиянию, никто из персонала даже не думает сказать слово против. А я остаюсь ждать, веря в своего отца, как никогда раньше.

Последующие часы телефон разрывается. Мать просит, чтобы я приехал ночевать домой. Говорит, что любит больше всех на свете. Обещает сообщить Алиным родителям, вероятно опасаясь, что у меня поедет крыша, если я свяжусь с ними сам. Спорить желания нет. Ещё несколько звонков от Нины, Сергея и Кати я сбрасываю. Пока нечего сказать им. Возможно, эти люди звонят, чтобы поддержать, но мне хочется побыть наедине с собой. Вместо пустых разговоров я снова и снова прокручиваю в голове реакцию Али на моё необдуманное признание. Она казалась совершенно разбитой, потерянной, словно физически раненой. Денег у меня нет. Разумеется, она терпела меня и моих бесов не из-за сомнительного наследства в виде загородного особняка и пары немецких автомобилей, которое мне когда-нибудь, лет через двадцать, достанется, тем более напополам с Катей.

У меня нет ничего, что она бы не смогла получить без меня. Только я сам. Бесы, она полюбила меня такого, каким я стал после психбольницы. К кому я её ревновал? Передёргивает от воспоминаний об отвращении, которое я к ней испытывал, когда ночами она прижималась к моей спине и робко целовала лопатки. Кретин. Как и всегда, я думал только о себе. Алина говорила, что единственная любовь в моей жизни, – это я сам. Перед аварией мы часто ругались, ей казалось, что я пренебрегал ею. Впрочем, так и было.

Сейчас я понимаю, что Алина была права, утверждая, что я не находил среди окружающих равного и презирал людей. «Законченный эгоист», – говорила она мне, когда я в очередной раз игнорировал её просьбы завести ребёнка. А когда я наконец признался, что вообще не хочу детей, что воспитание отнимает слишком много сил и времени, которое мне и без того есть на что потратить, она рявкнула, что я сдохну в одиночестве, обнимая свой диплом. Вероятно, так и будет, не считая диплома разумеется.

В коридоре появляется отец, но в этот раз я не делаю и шага навстречу ему. Сердце колотится, как обезумевшее, хочется убежать, чтобы продлить агонию под названием «надежда». Я действительно делаю пару шагов назад, но отец окликает.

– Олег. – Он подходит совсем близко. Серьёзное лицо не выражает ничего, что могло бы прояснить результат осмотра. Я обращаюсь в слух. – У нас есть хорошие шансы. Намного больше, чем в случае Алины. Тридцать процентов, что Аля сможет ходить. Не просто ходить, а бегать.

– Тридцать? – переспрашиваю я.

– Я проведу операцию послезавтра, уже обо всём договорился. Обещаю, сделаю всё, что в моих силах. И даже больше. Мы вытащим её. – Задумывается и потом добавляет, положив ладонь на моё плечо: – И тебя вытащим.

Отец увозит меня домой, потому что вот-вот должна приехать Алина мать, которая, по его словам, не в себе. Родители посчитали, что мне не стоит пока с ней видеться. Всю дорогу он рассказывает о более сложных операциях, чем та, что предстоит моей Але. Говорит, что на его памяти случалось всякое, но в данной ситуации для паники нет повода, по крайней мере, пока. Хочется в это верить.