– Я пыталась несколько раз, – шепчет девочка с волосами, окрашенными в седой цвет. Она одета во всё чёрное. Отмечаю кожаный шипованный напульсник на запястье. Наверное, представительница субкультуры «Готов». – Но пока не смогла довести дело до конца.
Она снимает напульсник, чтобы показать запястье, где есть тоненькая полоска – шрам, как от пореза во время готовки обеда. Кажется, она хвастается. Все заглядывают мне в глаза в ожидании похвалы.
Ну что ж. Показываю им свои запястья с грубыми белыми шрамами.
– Вау! – восклицают дети.
– А расскажите, как это – умирать? – мечтательно спрашивает девочка с седыми волосами.
– Правда, что вся жизнь проносится перед глазами?
– Неправда, – одёргивает юноша, – это всё вранье. Просто душа покидает тело. Вы же видели своё тело со стороны?
– А свет в конце туннеля?
– Ну, – смеюсь, – думаю, самоубийцы свет в конце туннеля не увидят. По крайней мере, я не видел.
– А что вы видели? – Они пододвигаются ближе.
– Ничего, просто темно, – отвечаю.
Дети разочарованно вздыхают.
– Резать вены слишком больно, – рассуждает кареглазая девочка. – Я бы лучше отравилась. Это очень красивая, быстрая смерть. Ты выглядишь как живая, как будто бы спишь, просто мёртвая.
– Вообще-то, – говорю, – не совсем так. Рассчитать смертельную дозировку лекарств практически невозможно. Думаю, не каждый врач сможет составить себе идеальный яд для быстрой смерти. В любом случае, организм борется до последнего. Когда отрава попадает внутрь, сразу же начинается сильнейшая рвота. Режущая, нестерпимая боль в желудке и рвота. Какая бы поза ни была запланирована для смерти, человек в момент оказывается на четвереньках. Если повезёт, он успевает добежать до унитаза. Мне не повезло. И вот ты плачешь от невыносимой боли, не в силах справиться со спазмами. Тошнит не переставая. Но отрава уже в крови и разносится по органам. Голова кружится, клетки мозга гибнут, отчего болят затылок и виски. В ушах стреляет. В глазах то темнеет, то светлеет, появляются разноцветные пятна. Контролировать тело практически невозможно. Снова и снова падаешь на пол. Голова такая тяжёлая, что шея не справляется, приходится поддерживать руками. Всё это время продолжает тошнить. И единственная мысль: не захлебнуться, не упасть и не задохнуться в собственных рвотных массах. А сил уже нет. Падаешь, поднимаешься, снова падаешь, снова поднимаешься…. И тут вдруг появляется сумасшедшее, неудержимое желание жить. Думаю, это срабатывают инстинкты. Не получается просто расслабиться и отключиться – ты барахтаешься, скользишь, приводишь себя в чувство, зовёшь на помощь. Борешься, цепляешься за этот мир до последнего. А потом, если повезёт, или не повезёт, тебя находят в омерзительном состоянии и откачивают. Несколько дней жуткие боли в животе, трубки во рту, постоянное промывание желудка, а тебя всё тошнит и тошнит…
– Достаточно, Олег. – Аля кладёт руки мне на плечи. – Думаю, молодёжь уже поняла, что травиться не стоит.
Дети, глаза которых, кажется, сейчас вылезут из орбит, медленно кивают и рассасываются по комнате.
– Перегнул, да? – Я сжимаю губы. – Воспоминания нахлынули.
– Надеюсь, это несколько их отрезвит. А то Люда жалуется, что чуть что – «я покончу с собой». Ультиматумы сплошные.
Домой добираемся на такси, а утром уезжаем. Константин Петрович собирает нам сумку со свежими помидорами и баночкой тыквенно-персикового варенья. Кажется, знакомство с родителями прошло вполне успешно, по крайней мере, никто ни с кем не поссорился.
– Жаль, что не получилось задержаться у родителей ещё на день, – говорит мне Аля, когда мы поднимаемся в лифте на работу. – По-хорошему, ещё недельку бы отдохнуть в тишине и спокойствии. Обожаю бывать у мамы с папой.