И он медленно повернулся в ту сторону комнаты, в которой тёмная портьера скрывала проход, ведущий в комнату его частного секретаря Пьетри. Кабинет опустел.

Через несколько минут отворилась входная дверь, и камердинер императора доложил:

— Её величество императрица!

Императрица Евгения быстро вошла в кабинет, дверь без шума затворилась за нею.

Судя по осанке этой женщины, нельзя было предположить, что ей сорок один год. Черты её лица, обрамленного чудесными золотисто-белокурыми волосами, потеряли уже выражение прежней юности, но и старость ещё не наложила своей печати на античное лицо, чистые и благородные линии которого, казалось, сопротивлялись влиянию времени.

С невыразимой грацией сидела головка императрицы на длинной, красивой шее; большие глаза неопределённого цвета, хотя и не светившиеся глубоким умом, но выражавшие сильную впечатлительность, оживляли её правильные, словно из мрамора, изваянные черты.

На императрице было тёмное шёлковое платье, густые, широкие складки которого ложились, сообразно моде, на пышный tulle d’illusion[5], который в низших слоях общества заменялся отвратительным и безвкусным кринолином; единственным убором служила брошь из большого изумруда, осыпанного жемчугом.

Заметив, что в комнате никого нет, она удивлённо заозиралась, ища глазами императора.

Когда её взгляд упал на тёмную портьеру, закрывавшую ход в кабинет Пьетри, на её лице отразилось понимание; подойдя к столу, Евгения медленно опустилась в кресло, которое недавно оставил император.

Её взгляд бродил по столу, как бы отыскивая, чем заняться в ожидании супруга.

Заметив оставленное Наполеоном письмо, императрица с лёгким неудовольствием посмотрела на него. Она протянула руку и, взяв письмо кончиками тонких розовых пальцев, начала его читать.

— Какие уверения в дружбе! — вскричала она с едва заметной иронией.

Но вдруг глаза её расширились, в лице явилось выражение напряжённого внимания. Евгения быстро прочла письмо до конца, бросила на стол и, встав, стала ходить по комнате быстрыми шагами.

— Стало быть, дело начато! — воскликнула она, остановившись и вцепившись пальцами в спинку кресла. — Я опасалась, что ум императора не освободится от мысли заключить мир с Германией, этим плодом прусского честолюбия, и откажется от мщения. Это скудное вознаграждение, это ничтожное великое герцогство Люксембург, не должно подкупить Францию, побудив её смотреть спокойно на расширение Германии, на усиление Италии, к вреду и гибели церкви!

Евгения сделала ещё несколько шагов.

— Если осуществится эта комбинация, то будущее грозит нам гибелью, — был её вердикт. — Этому не бывать: мы должны ждать и укрепляться, чтобы потом выступить со всеми силами Франции и достигнуть большего, чем Люксембург.

Потом взмахнула рукой.

— Но как расстроить то, что уже, по-видимому, сделано? — прошептала императрица, опустив голову.

Послышался шум, у портьеры стоял Наполеон.

Евгения живо повернула голову и улыбнулась супругу.