Но лицо его мгновенно приняло своё обычное спокойное выражение, и он спросил с лёгкой улыбкой:

— Какого вознаграждения могла бы требовать Франция и какое вознаграждение дала бы Германия?

— В Германии, — сказала императрица с презрительной улыбкой, — почтут за счастье купить прочный мир с Францией, окончательное признание сделанных в прошедшем году завоеваний, за скудное вознаграждение в виде жалкого Люксембурга!

— Люксембурга! — вскричал Риверо, вскочив и с удивлением смотря на императрицу, — Люксембурга? Неужели об этом помышляют всерьёз?

— Граф, — сказала Евгения, в лице которой выразилось опасение. — В своём увлечении я сказала то, о чём не следовало бы говорить… Прошу вас не придавать никакого значения моим словам.

Граф на минуту потупил глаза.

— Ваше величество, — сказал он наконец, — милостиво обмолвились, что ваши высокие родственники приписывают мне много хороших качеств. Не забыли ли они одного, которым я горжусь, а именно скромности?

Императрица пытливо посмотрела на него.

— Из слов вашего величества, — продолжал граф, — я осмеливаюсь заключить, что вы недовольны переговорами об уступке Люксембурга, поэтому я употреблю все силы поддержать желание вашего величества. Быть может, вам уже сообщили, что я имею некоторые сведения о политических каналах и потому обладаю некоторым влиянием; следовательно, всё дело в том, угодно ли вашему величеству одарить меня своим доверием.

— Если вы желаете прочного мира Франции с Пруссией, — отвечала монархиня нерешительно, — то почему вам интересно помешать люксембургским переговорам, тогда как уступка этой области должна служить условием и основанием упомянутого мира?

Риверо твёрдо и спокойно встретил проницательный взгляд императрицы и отвечал решительно:

— Не могу скрыть от вашего величества, что в этом вопросе заключается война!

— Война? — вскричала императрица. — Люксембург принадлежит Голландии, и если голландский король уступит его Франции, то разве Пруссия отважится вмешаться в этот совершившийся факт?

— О, — отвечал граф, — это верный путь к войне. Быть может, было бы лучше приобрести Люксембург посредством переговоров с Пруссией, которая никогда не примет свершившегося факта, задуманного и исполненного без её ведома в таком деле, в котором считает себя представительницей интересов Германии!

Императрица молчала. В её глазах светилась радость.

— Если начнётся война, — сказал граф спокойно, — Франция будет разбита, Италия займёт Рим.

— Вы полагаете, что Франция будет побеждена? — спросила Евгения.

— Французская армия не готова, — отвечал граф. — План маршала Пиля едва начал приводиться в исполнение, а в этом вопросе вся Германия пойдёт за Пруссией. — Я убеждён, понимай император, что люксембургский вопрос поведёт к войне, то не поднимал бы его, не решался бы на опасную игру с целью прижать Пруссию к стенке своим fait accompli[14].

Императрица поникла головой и погрузилась в размышление.

— Вы правы, — сказала она наконец, — в настоящую минуту нельзя начинать войны, следовательно, нужно устранить этот люксембургский вопрос. Но как это сделать?