На наш взгляд, переводы с еврейского не играли главной роли в генезисе ереси «жидовствующих». Как явствует из наших источников, а также судя по историческим примерам, гораздо большее значение в деле «соблазнения» христиан в иудаизм имели традиционные тексты Ветхого Завета, Десятословие Моисея и др.[150]. Снабженные соответствующим комментарием, они легко могли направить ум клириков по пути, подсказанному иудейской пропагандой.

Антииудейская полемика в средневековой христианской литературе настолько распространена, что некоторые исследователи считают ее литературной формой, отрицая за ней всякую историческую действительность. А. Харнак полагал, что диалоги с иудеями и попытки их обратить вовсе не могли иметь места в реальности[151]. Это мнение во многом было обусловлено представлениями о невозможности иудейского прозелитизма. Между тем с античных времен через все Средневековье иудейский прозелитизм сохраняет свое значение[152].

До начала XIII в. в большинстве стран Европы евреи воспринимались христианами в основном не как враги веры, но как носители ветхозаветной традиции, которая свидетельствовала об историчности Христа. По словам СМ. Дубнова, «доходило до того, что иногда католики из высшего общества посещали синагоги во время богослужения и охотно слушали речи еврейских проповедников»[153].

Ситуация иудейского прозелитизма питала необходимость постоянно отстаивать истины христианства в сознании христиан. По этой причине адресат антииудейской литературы, конечно, не убежденный приверженец иудейской религии, а читатель-христианин или иудей, принявший или склонный принять крещение[154]. Функция антииудейской литературы оказывается двойной: наряду с полемической, она является апологетической и дидактической. Очевидно, в зависимости от ситуации полемическая функция того или иного памятника могла усиливаться или ослабевать, обретать актуальность или утрачивать ее. Стоит согласиться с Е.Г. Бодолазкиным в том, что «причина предпочтительности антииудейской религиозной полемики для средневековых авторов лежала в генетических связях христианства с иудаизмом»[155]. Безусловно, что вопросно-ответная форма являлась наиболее предпочтительной, поскольку облегчала восприятие этих текстов для читателей.

Полемика с иудеями начинается одновременно с крещением Руси. В литературных памятниках она даже предшествует этому судьбоносному для Восточной Европы событию. Один из наиболее известных эпизодов иудео-христианского диалога дает нам деятельность первоучителя славянства Константина-Кирилла Философа. Весной 861 г. в столице Хазарии состоялся диспут о вере между Константином-Кириллом и раввинами. Насколько можно судить по тексту «Жития Кирилла», основными вопросами для диспута являлись следующие: Есть ли в Ветхом Завете упоминание о Троице? Может ли Бог вместиться в утробу человека? Может ли Бог переменить свой завет? Есть ли разница между понятиями Закона и Завета? Христос или помазанный? Есть ли разница между понятиями иконы и идола?[156] Подобные темы развиваются и в знаменитом рассказе о выборе вер, который читается в тексте Начальной летописи[157]. Все эти темы в период полемики с «жидовствующими» на рубеже XV–XVI вв. подробно рассматриваются Иосифом Волоцким в первых семи «словах» «Просветителя»[158].

Киевские митрополиты уделяют полемике с иудеями значительное место в своих сочинениях. С большим основанием можно утверждать, что эта линия оставалась достоянием богословия и высокой литературы. Сложные богословские сочинения таких представителей церковной элиты, как митрополит Иларион или Кирилл Туровский, не предназначались для широких масс. По мнению Г. Федотова, отсутствие антиеврейской идеологии в учениях популярных проповедников свидетельствует о ее неактуальности[159]. Еще более подтверждают этот тезис наблюдения над материалом полемических трактатов. Вплоть до XIV в. мы имеем сравнительно небольшое количество переводов трактатов или статей, имеющих антииудейскую направленность. Гораздо более актуальными в этот период являются антилатинские трактаты[160].

Тем контрастнее выглядит ситуация в XV столетии, когда на Руси появляется большое количество переводных антииудейских сочинений. Непосредственно с ересью «жидовствующих» связано два переводных полемических сочинений, выполненных в новгородском кружке архиепископа Геннадия. Первое сочинение – это трактат Николая де Лиры «Против коварства иудеев», перевод которого был выполнен Дмитрием Герасимовым в 1501 г.[161]. Д. Герасимов, по-видимому, также выступил переводчиком сочинения Самуила Евреина «Обличения на иудейские блуждения» (1504).

Еще до появления ереси «жидовствующих» на протяжении XV в. на Руси получают распространение многочисленные «прения» и «диалоги» с иудеями. Эти памятники, преимущественно византийского происхождения начинают активно переписываться задолго до литературной деятельности Геннадия Гонзова и Иосифа Волоцкого. Эти произведения будут формировать книжную среду, в которой чуть позднее развернется драматическое действо ереси «жидовствующих». Анализ полемических трактатов, которыми пользовались (цитировали, переписывали, заказывали) обличители ереси, позволяет со всей определенностью выявить основное русло полемики и ее направленность.

Антииудейская полемическая литература на Руси стала предметом объемного исследования А. Пересветова-Мурата[162]. Он пришел к выводу, что за этой литературой не стоят реальные факты противоборства христианства и иудаизма. А. Пересветов-Мурат предложил трактовать эту полемику исключительно как факт литературы, которая была унаследована Русью от Византии. Выводы А. Пересветова-Мурата получили критическую оценку, как со стороны исследователей литературы[163], так и со стороны историков[164].

Обращаясь к методологии исследования, небезынтересно обратиться к опыту историков общественной мысли в Средние века. Я.С. Лурье, рассуждая о роли и месте Иосифа Волоцкого в обосновании доктрины самодержавного царства, писал: «Использование тех или иных идей другого автора имеет большое, а иногда решающее значение в истории идеологических движений. Почему и с какой целью данный идеолог в определенный момент времени обратился именно к этому автору и к этой идее? Такой вопрос нередко приходится ставить перед собой историку общественной мысли»[165].

Авторы полемических сочинений, создавая свои произведения, следовали оформившемуся канону и использовали материал прежних сочинений. Однако поводами к созданию полемических сочинений служили вполне реальные ситуации обострения соперничества между двумя конфессиями. В.М. Истрин предполагал, что побудительным поводом к появлению Толковой Палеи в XIII в. явилось обострение иудео-христианской полемики[166]. Это столетие действительно стало временем исторических катастроф, особенно в культурах христианства восточного обряда. За захватом Константинополя крестоносцами в 1204 г. последовало опустошительное нашествие монголов на государства Восточной Европы. Эти события могли восприниматься иудеями как проявление Божественного промысла, демонстрирующее историческую неправоту христианского учения[167]. Поскольку конкретные исторические сведения, позволяющие установить причины создания Толковой Палеи, в сохранившихся источниках отсутствуют, то версия Б.М. Истрина остается гипотетической. На сегодняшний день можно согласиться с мнением A.B. Михайлова, В.М. Истрина, И.Н. Жданова, В.П. Адрианова-Перетц о русском происхождении этого памятника, составленного не ранее XIII в. Цели создания этого масштабного сочинения Е.Г. Водолазкин определяет как преимущественно литературные, не имеющие отношения к откликам на актуальные идеологические запросы времени[168]. Применительно к началу XV столетия мы не имеем прямых фактов в пользу доказательства обратного, однако располагаем такими фактами к концу того же столетия. Ярчайший пример – «Послание инока Саввы на жидов и еретиков», которое по большей части основано на тексте Толковой Палеи[169]. К тексту Толковой Палеи обращается и Иосиф Волоцкий в своем знаменитом «Просветителе».

Обзор антииудейских сочинений, появившихся на Руси в XV в., целесообразно начать с тех, к которым напрямую апеллирует новгородский архиепископ Геннадий. Это «Селивестр папа Римскы, да Афанасей Александрейскы, да Слово Козмы прозвитера на новоявлынуюся ересь на богумилю, да Послание Фотея патриарха ко князю Борису Болгарьскому да Пророчества, да Бытия, да Царьства, да Притчи, да Менандр, да Исус Сирахов, да Логика, да Деонисей Ареопагит»[170].

Перечисленные Геннадием книги обычно считаются показательными для того, чтобы судить о круге чтения и даже о мировоззрении еретиков. Я.С. Лурье полагал, что «несмотря на свою случайность и явную неполноту, этот список свидетельствует о поразительной широте интересов новгородских вольнодумцев». На этом основании он усматривал «элементы гуманизма» в мировоззрении еретиков[171].

Прежде всего хотелось бы обратить внимание на то, что книги, перечисленные архиепископом Геннадием, вовсе не отражают круг чтения еретиков. Исследователей смутила фраза: «Зане же те книги у еретиков все есть»[172]. Между тем в контексте Послания перечень книг помещается после предложения посоветоваться со старцами Паисеем Ярославовым и Нилом Сорским. Известно, что Геннадий развернул в том же 1489 г. (когда был послан Иоасафу упомянутый список) активную деятельность по разысканию и рассылке своим сторонникам этих книг[173]. Члены геннадиевского кружка переписывали фигурирующие в списке книги и рассылали их по монастырям[174]. Следовательно, приведенный новгородским архиепископом перечень книг имел целью дать в руки своим союзникам необходимый материал для полемики с жидовствующими. Следует иметь в виду, что принадлежащие ортодоксальной традиции и созданные в апологетико-полемических целях тексты могли удовлетворять потребности обеих противоборствующих сторон. «Еретики» могли пользоваться обличениями недостойных священнослужителей для осуждения всей иерархии в целом, распространять сомнения в справедливости тех или иных положений вероучения на догматическую сторону религии. В свою очередь ортодоксы находили в этих сочинениях способы и методы борьбы с еретиками.

В литературе утвердилось мнение, что под «Сильвестром папой Римским» имелось в виду «Деяние Сильвестра», представляющее собой полемику с эллинами и иудеями[175]. Однако еще Е.Е. Голубинский указывал, что архиепископ Геннадий имел в виду сочинение Кесария, византийского автора, предположительно жившего в период с VI по VIII в.[176]. На Руси трактат Кесария был ошибочно атрибутирован папе Римскому Сильвестру и Антонию Великому[177]. 26 января 1489 г. сотрудник Геннадия Герасим Поповка послал Иосифу Волоцкому «книгу Сильвестр папа Римский»[178]. Ознакомление с указанным сборником убеждает, что перед нами не житие Сильвестра, а сочинение под названием «Святого Сильвестра и преподобнаго Антония истолкование о святей Троице и о всей твари»[179].

Под «Афанасием Александрийским» имелись в виду слова против ариан[180]. Это сочинение имело ярко выраженную полемическую направленность и соответствовало целям и задачам антиеретической полемики.

«Слово Козмы пресвитера на новоявившуюся ересь на богомилы» было известно в древнерусской книжности[181]. Ю.К. Бегунов полагает, что один из списков «Беседы» был доставлен по требованию архиепископа Геннадия в Новгород из Ростовской епархии в 1491 г. Всего же, по мнению ученого, в Новгороде времен Геннадия имели хождение и переписывались по крайней мере 9 списков «Беседы»[182]. Причины актуальности «Беседы» заключались в возможностях практического использования памятника в идеологической борьбе[183]. Сочинение Козьмы Пресвитера имело ценность для противников ереси тем, что содержало, помимо изложения общих причин возникновения еретичества, также конкретные пункты обвинений, которые инкриминировались новгородским еретикам. Сюда относятся обвинения в двурушничестве: «И вся творят извну яко же не знати их с праведными христианы, изнутрь же суть волцы и хищницы. И где узрят человека, суща проста и груба, тужа являют плевелы учения своего, хуляще преданная и уставы святым церквам»[184]. Обвинения богомилов в отрицании креста и иконоборчестве также ярко выражены в «Слове»: «Беси бо креста боятся, еретицы же посекают кресты и своя оружия творят ими, беси боятся образа Господня на дъсце нашарена, еретицы же не кланяются иконам, но кумири нарицают я, беси боятся праведник Божиих не смеюще прикоснутися к ковчегом их в них же лежит бесценное сокровище, даное християном на избавление всякия беды. Еретицы ругаются им, и нам смеются видяще ны кланяющеся им и просяще от них помощи»[185]. Из «Слова Козмы Пресвитера» следовало, что еретики не признавали причастия и литургии: «Како вы еретицы… глете не суть апостоли литургия предали, и ни комкания но Иваннь Златоустый, то понева Христос вочеловечился до Иванна, и шло бяше лет боле, 300, до толико лет церкви Бо-жия без литургия ли суть были и без комкания»[186]. При этом богомилы признавали необходимость всего одной молитвы «Отче наш»: «Любят бо рече упокрити, на распутьих воставше молити-ся и прочая та вся еретицы почитающе возвращают церкви распутья мнят суща, многоглаголания же литургию менят и ины молитвы бывающая в церквах». Богомилы также отрицали церковную иерархию: «То како вы глаголете несть Божие предание комкание и чины церковные хулите, иерея и вся саны церковныя фарисея слепыя зовуще правоверныя попы и многа на ня лающе, аки пси на конника»[187]. «Ты еретиче ослеп сердцем, не чтеши жръца Христова, но укаряеши пастуха овец его»[188]. Богомилы отвергали чудеса Христа, последовательно истолковывая их как притчи: «Несть Христос, слепа просветил, ни хрома исцелил, ни мертвеца воскресил, но притча то суть… Народом же напитанным в пустыни пятию хлебы не веруют, глюще, не суть то хлеби были но четыре евангелисты пятое апракос апостол»[189]. Богомилы хулили Богородицу: «Преславныя бо пречистыя богоматере Господа нашего Исуса Христа не чтутъ, но много о ней блудят, их же речи и гадости нелзе писати в книги сия»[190]. При этом богомилы признавали Христа и авторитет Евангелий, но полностью отрицали Ветхий Завет: «Кий ли апостол кий ли праведник наказавый еретики отметати закон, данный Богом Моисеови. Кую неправду воротоша в пророцехъ, хулите я и не приемлите книгъ писанных ими. Како ли ся творите любящей Христа, а прорицания о нем святыми пророкы отмеще»[191]. Наконец, богомилы отрицали таинство брака и проповедовали аскетизм: «А женящаяся человеки и живущая в миру, мамонины слуги зовут, сами же всего того гнушающеся не приемлют невоздержания ради яко же и мы, но сквернавы творяще»[192].

Как мы видим, далеко не все обвинения из арсенала Козьмы Пресвитера подходили для обличения «жидовствующих». Совершенно очевидно, что актуальными являлись обвинения в хуле на Богородицу, иконоборчестве, поругании креста, отрицании причастия и литургии, отрицании церковной иерархии. Другие обвинения Козьмы, как, например, отрицание богомилами Ветхого Завета, совершенно противоречили фактам ветхозаветничества «жидовствующих», о которых сообщал Геннадий. Не имели отношения к делу обвинения в безбрачии, а также статьи о чернецах и др. Поэтому в кружке архиепископа Геннадия была произведена переработка трактата Козьмы Пресвитера в целях обличения «жидовствующих»[193]. Список[194], содержащий русскую переработку «Слова Козмы Пресвитера», был написан дьяконом Богоявленского Голутвина монастыря Мисаилом между 1505 и 1533 гг.[195]. Как показал Ю.К. Бегунов, составитель компиляции сохранил только 8 из 16 анафематствований, которые были пригодны для обличения «жидовствующих»: 1) «и иже не молится с упованием святой богородици Марии»; 2) «иже не поклоняется с страхом честному кресту господню»; 3) «иже иконы господня и богородичны и всех святых с страхом и любовью не целует»; 4) «иже святых пророк не творит святым духом пророчествоваша, нъ о своем уме»; 5) «иже святых всех не чтет, ни ся кланяет с любовью мощем их»; 6) «иже развращает о себе словеса еуангельская и апостольска, а не держит, якоже исправишя святии мужи»; 7) «иже хулит святыя литургия и вся молитва преданыя християном апостолы и отци святыми»; 8) «иже не мьнит церковных сънов господем и апостолы устроены»[196]. Б компиляции сохранены и даже усилены выпады против лицемерия и двурушничества еретиков. Автор переработки не просто сократил полный текст «Слова» в два раза за счет устранения разделов о монашествующих, но и проделал значительную редакторскую работу причем произвел существенные добавления, сделав выписки из Менандра и Златоуста, «содержащие советы духовенству: как правильно понимать и верно истолковать Священное Писание[197]. Составитель хотел указать две главные причины появления ересей («иерейская леность» и «книжное небытие»), а также призвать духовенство к активной учительной деятельности.

Бышерассмотренная компиляция находится в составе очень интересного сборника, который содержит выписки из книг толковых пророков, из Пятикнижия, из Толковой Палеи, из сочинений отцов Церкви (Иоанна Златоуста, Василия Великого, Епифания Кипрского и др.). Легко заметить, что тематика многих статей продиктована задачами антиеретической полемики. В ближайшем окружении оказываются выписки из Толковой Палеи (произведения ярко выраженной полемической антииудейской направленности) и отрывок из «Послания» Дмитрия Старого (Траханиота) к Новгородскому архиепископу Геннадию о летах седьмой тысячи и «о трегубой аллилуйи». Обе указанные статьи дополняют антибогомильские обличения Козьмы Пресвитера полемикой об исходе седьмой тысячи лет от сотворения мира, являвшейся частью текстов adversus Judaeos.

В том, что данное соседство не являлось случайным, убеждают наблюдения над четьими сборниками конца XV–XVI в. Для Иосифа Волоцкого писцом Павлом Васильевым в Новгороде было переписано Пятикнижие, в прибавлении к которому были помещены два полемических трактата «Вера и противление крестившихся иудеи в Африкии и в Карфагене и о въпрошении, и отве-тех, и о укреплении Иакова Жидовина» (РГБ. Волоколамское собр. (далее: Волок.). № 5. (1494 г.) Л. 377–483) и «Слово святого Козмы пресвитера на еретикы» (Там же. Л. 484–563). В литературе бытовало мнение, что сочинение «Вера и противление крестившихся иудеи в Африкии и Карфагене» было переведено с латыни Дмитрием Герасимовым в 1491 г. в Риме[198]. Это мнение вряд ли справедливо, поскольку можно указать список сочинения под названием «Книга Яков Жидовин», который датируется более ранним временем[199]. «Книга» представляет собой полемический трактат антииудейской направленности, в котором подробно обличается иудейское вероучение и образ жизни. Обстоятельства появления этого объемного сочинения на Руси совершенно не изучены.