Эти пылкие слова из уст безупречной и холодной R — 052 затронули тщеславие Вейдера.
Самый безупречный офицер, преданный делу Альянса, влюблен в Вейдера — это ли не парадокс?! Наверное, можно было бы расхохотаться, напомнить R — 052 тревожного Акбара, который настаивал на опасности Вейдера, но…
— На что ты рассчитывала, говоря мне эту чушь? — произнес он, не оборачиваясь к ней. Вейдер не хотел видеть офицера; ему было невыносимо противно. — Чего ты хотела добиться, сказав это? Если ты рассчитывала, — Вейдер запнулся, не зная, как озвучить то, чего, по его мнению, хотела R — 052, - рассчитывала обратить на себя мое внимание, то напрасно. Мне не нужны твои чувства. Ты сама не нужна мне. Ты мне противна, и я с большим удовольствием вырвал бы тебе сердце, чем принял бы твою любовь. Зачем вообще ты это сказала?
— Вы хотели знать, — резко ответила R — 052, и Вейдер услышал в ее голосе нотки злости. — И я ответила. Если бы вы не спросили, я бы не сказала об этом никогда. Я никогда и ни на что не рассчитывала в отношении вас!
— Никогда? — Вейдер обернулся; его глаза, презрительно прищурившись, смотрели на нее, тонкие ноздри гневно трепетали. — Никогда — это слишком долго! И как давно это продолжается?
Он не смог произнести "как давно ты любишь меня". Это слово жгло ему язык, застревало в горле. Он не мог его произнести!
R — 052 гордо вздернула голову; ее глаза были полны гнева и смешного негодования.
— Мои чувства, — отчеканила она, — касаются только меня! Это не ваше дело!
— Свой характер нужно было показывать раньше, — злобно огрызнулся Вейдер. Он обернулся, и R — 052 съежилась под взглядом его яростных глаз. — Тогда, когда мне искали конвоира! Если бы ты ни на что не рассчитывала, ты бы не вызвалась лететь со мной сама, а предпочла бы отказаться, как и прочие.
R — 052 мучительно кусала губы, ее лицо пылало пунцовым румянцем от стыда.
— Вы можете думать обо мне все, что вам будет угодно, — отчеканила она. — Но мои чувства к вам не были решающим фактором при моем решении сопровождать вас. Я солдат, и я не могла ослушаться приказа.
— Можешь не лгать мне! — рявкнул Вейдер, сжимая кулаки, и от напряжения Силы снова заискрились панели. — Я тебя насквозь вижу! Убирайся!
*****************************
Весь день Вейдера лихорадило, и он чувствовал, как только что обретенная им сила утекает, как вода сквозь пальцы. Признание R — 052 взволновало его, и он не находил себе места.
Чтобы скрыться от чужих глаз, он закрылся в одной из камер медитации и завалился там на кресло, закрыв лицо рукой.
Нет, Вейдер не думал о влюбленной в него девочке, и ни единой минуты он не размышлял о ее любви к нему.
Но ее живое и горячее чувство вдруг напомнило Вейдеру о Падме, и он потерял покой.
В его жизни не было и дня, когда бы он не думал о ней, и обычно его мысли были наполнены горечью, стыдом и раскаянием. Так или иначе, а Палпатин не солгал ему, сказав, что Падме убил именно он, Вейдер. Пусть не своей силой, удушив ее, так своим выбором, перейдя на темную сторону и тем разбив ее сердце.
Она часто являлась к нему в его воспоминаниях, плачущая, отчаявшаяся, отступающая от него — там, на Мустафаре.
И ему становилось невыносимо стыдно за свое давнее бахвальство и за то, что он тогда поднял руку на свою любимую женщину.