Прошла минута… две… три…

– Иди уже домой, – фыркнул Стрела, наблюдая за мной через зеркало заднего вида. – А то такой зеленый, что на улице с деревом спутают и удобрениями польют. Когда Болтушка вернется, придумаем тебе коллективное наказание, понял?

«Вали домой, кусок идиотизма», – подтвердил Шифр.

Я с улыбкой взъерошил его темные волосы.

– Ты уже нарвался на две трионы отработок, ты в курсе?

Шифр судорожно стер и написал снова:

«Докажи».

Мы со Стрелой рассмеялись. Никто из нас, кроме Болтушки, не знал, почему Шифр не разговаривает. Но я был почти уверен: этот парень просто не хотел, чтобы его отправили на Аморановы острова за злословие.

Мне, и правда, было плохо, поэтому я не стал спорить и, привычно надев маску, вышел из фургона.

Впереди виднелись позолоченные завитки парадных ворот. Они странно выглядели на фоне лаконичных соседских заборов, и многие мои знакомые втайне считали, что это пошловато. В наше время пытаться имитировать роскошь, и правда, было нелепо. Но вы объясните это моим родителям, которые выросли на исторических книгах – папа – и на дамских любовных романах прошлых веков – мама. Их стараниями наш дом выглядел как особняк на старинной открытке – двухэтажный, с огромной гостевой зоной в подвале, просторной кухней, тремя спальнями, одну из которых я переоборудовал в спортзал, когда родители переехали на Парадис. А еще двумя ванными, двумя кабинетами и двумя кладовками.

Ясное дело, с дворцами догедонистической эры мой дом не шел ни в какое сравнение. Но сейчас нигде на десятом уровне нельзя было найти коттедж с сотней комнат. Мы ратовали за разумное потребление, и, честно говоря, для меня одного этот дом был слишком велик.

Только подойдя к крыльцу, я услышал, как Стрела завел фургон и поехал. Видимо, до последнего боялся, что я грохнусь в обморок и придется брызгать на меня водой из фонтана. Я больше переживал, что меня вырвет на клумбу под окнами.

Идти на второй этаж, где я обычно обитал, сил не было, так что я встал под прохладный душ внизу. Глаза защипало от тонны грима: для каждой вылазки мне приходилось серьезно маскироваться, потому что сегодняшняя роль была далеко не единственной.

Перевязка на боку сразу намокла, и залатанный Шифром порез под слоем обезболивающей мази противно заныл. Ну и токсин с ним – завтра заживет. За годы работы в полиции таланик перестроил работу моего тела так, что регенерация ускорилась в разы. Я снял парик открыв короткий ежик волос ярко-желтого, моего любимого цвета. Отклеил бугорок на носу и накладные щеки. Потом намылил лицо и шею. Грязные разводы грима потекли на бледно-желтый кафель.

Из ванной выбирался самым постыдным образом: на карачках. Не было сил встать, и перед глазами все плыло. Путь из прихожей на кухню показался мне почти вечностью. Пока полз к дивану мимо входной двери, пальцы прилипли к свежей газете. Отклеив страницу от ладони, я увидел под ней размокшую фотографию пожарного с широкой улыбкой и одуревшим котом под мышкой. Невольно ухмыльнулся. В газетах никогда не напишут о том, что произошло сегодня ночью в баре «Ностальгия». На то мы и тайная полиция. Я занимаюсь делами, о которых не пишут в новостях: маньяки, банды, убийства, самоубийства, наркотики, притоны, запрещенное оружие. Мои парни не носят форму и ходят только в гражданском. Нас трудно отличить от обычных людей, и это создает преступникам большие проблемы, особенно если мы используем глубокое внедрение, как сегодня.

Я наконец рухнул на диван.

– Доброе утро, ба. – На подоконнике меня дожидался карликовый гибискус в пурпурном горшке. – Как ты тут? Извини, вообще нет сил тебя перенести. Отложим до обеда, ладно?

Я закрыл глаза и провалился в сон, а в полдень меня разбудила телефонная трель. Определитель номера сообщил, что звонят прямиком из приемной Орланда. Это мог быть только один человек.

Я взял трубку и снова улегся на диван.

– Приветствую, монсир! – послышался бодрый голос Эванса.