Конечно, произошло окатоличивание волынских князей не сразу. Боролся за православие крупный магнат князь Константин Острожский. Он был сказочно богат – имел в Малороссии 2760 сел и 80 городов и местечек. В случае надобности Острожский мог бросить в бой свою частную армию в 15 тыс. человек. (Когда род Острожских пресекся в 1620 году, то в их владениях одного только золота и монеты было на сумму, вдвое превышающих бюджет Речи Посполитой.)[155] в своем городе Остроге князь Константин в 1576 году создал Академию – первый университет на русских землях. Первым ректором Академии был Герасим Смотрицкий, крупный публицист и педагог, отец создателя русской грамматики Мелетия Смотрицкого. Одновременно князь Острожский открыл типографию, в которой работал, в частности, московский первопечатник Иван Федоров. Он в 1581 году издал «Острожскую Библию» невероятным для той эпохи тиражом в 1500 экземпляров. Греческий аутентичный текст Библии специально привез в Острог крупный церковный деятель греческих земель Дионисий Ралли (в миру – Дионисий Палеолог, представитель последней династии византийских императоров).
Но после смерти князя в 1608 году его наследники перешли в католичество и ликвидировали все дела своего предка. Академия пришла в упадок и закрылась, типография была передана униатам. Князь Константин Острожский среди волынских князей был исключением, остальные магнаты Речи Посполитой на Волыни не желали иметь ничего общего с верой своих крепостных.
Постепенно на Волыни, как и во всей Малороссии, сложилось положение, когда господа считались поляками, говорили по-польски и исповедовали католицизм, а крепостные «хлопы» оставались верны своему языку и вере. Крепостничество на Волыни носило весьма жесткий характер. За XVIII век отработки с крестьянского двора в пользу панского хозяйства выросли в среднем с 194 до 240 дней в году[156]. Своего рода посредниками между панами и хлопами стали евреи. Они занимались торговлей и ростовщичеством. Кроме того, евреи часто были управляющими панскими имениями, часто выступали в роли их арендаторов. Они не только следили за выполнениями крестьянами всех феодальных повинностей, но даже имели право предавать провинившихся крестьян смертной казни[157].
Восстания Наливайко, Хмельницкого и другие социальные движения Малороссии на Волыни имели массовую поддержку населения, но для самого края не имели никаких последствий. Крепостное право на волынских плодородных землях носило особенно жестокий характер. Города были заселены евреями и в меньшей степени ополяченным мещанством. Русское крестьянство, однако, сохраняло свой язык и веру. Упорно сопротивлялись католицизму Иово-Почаевская лавра, Дерманскй монастырь, но постепенно и они попали в руки униатов. Уния распространилась на Волыни только в 1711 году, причем обряд оставался византийским, не воспринимая никаких латинских новшеств.
Общий кризис Речи Посполитой со второй половины XVII века отразился и на Волыни. Пришли в упадок волынские города. 9/10 городов были частновладельческими, в которых мещане были фактически приравнены к крепостным. Торговля и ремесла в таких городах работали на обслуживание панского двора. Остальные города, именовавшиеся «свободными», также переживали упадок, сокращалась численность населения, при этом немалая часть жителей «свободных» городов относилась к зависимым категориям населения, неподвластную магистратам. Постепенно волынские города превратились в еврейские местечки.
Основными очагами хозяйства и культуры стали панские усадьбы. Магнаты и шляхта на Волыни были людьми весьма амбициозными, считая себя столпами Речи Посполитой. Не случайно именно волынские паны активно участвовали в восстании барских конфедератов против короля Станислава-Августа Понятовского, когда тот пытался дать равные права «диссидентам» (то есть всем некатоликам) и ограничить произвол магнатов. Когда же в Польше так называемый Четырехлетний сейм провозгласил 3 мая 1791 года конституцию, то именно волынские магнаты активно выступили в защиту старых «вольностей» Речи Посполитой. И конец Речи Посполитой был предрешен господством такой магнатской олигархии.
Волынская губерния Российской империи
В 1795 году после третьего раздела Речи Посполитой Волынь вернулась в состав единого Русского государства. На землях Подолья и Волыни, по переписи 1795 года, общая численность крестьян составляла – 2 млн 946 тыс. человек. Из них крепостных – 2 млн 511 тыс., или 85 %. (Для сравнения: в 1795 году общая численность крестьян Великороссии – 20 млн 689 тыс. человек, из них крепостных – 12 млн 223 тыс., или 59 %, причем подавляющая часть крепостных была в губерниях, прилегающих к Москве и Петербургу.) Таким образом, нигде крепостничество не было столь массовым и не выглядело настолько похожим на плантационное рабство, как в Правобережной Украине. Это, разумеется, не мешало польским авторам писать о гибели «свободы» вместе с Речью Посполитой. Почти все крепостные и сразу после 1795 года остались под властью польской шляхты.
Уже в 1794 году, то есть до окончательного воссоединения Волыни с Россией, местные польские помещики пытались поднять восстание, примкнув к восстанию Костюшко. Впрочем, на Волыни восстание было очень быстро усмирено, причем главную роль сыграли даже не действия русских войск, а страх перед всеобщим восстанием крестьян, которые собирались истребить всю шляхту (а заодно и евреев)[158]. Угроза того, что на Волыни может случиться нечто вроде Уманской резни 1768 года, подействовала отрезвляюще на поляков. И не случайно один волынский помещик писал: «В некоторых отношениях теперь нам лучше, чем в польское время; в значительной мере мы имеем все, что давала нам отчизна, но мы не несем тягот и опасностей Уманской резни. И хотя без Польши, мы находимся в Польше и остаемся поляками»[159].
Волынские земли составили Волынскую губернию со столицей в Житомире площадью 71 851 кв. км. Жителей Волынской губернии в 1805 году насчитывалось 1 073 459 человек. В этническом отношении 89 % жителей Волынской и Киевской, а также 85 % Подольской губерний составляли малороссы[160].
Население росло, несмотря на высокий уровень смертности, несколько опустошительных эпидемий и масштабные переселения в Сибирь. Но в целом естественный прирост на Правобережной Украине был значительно ниже, чем в целом по России. Между 1805 и 1849 годами, то есть за 45 лет смертность превышала рождаемость 5 лет[161]. За 1841–1850 годы население увеличилось на 2 %[162]. Причиной была жесткая феодальная эксплуатация крестьян. Не случайно естественный прирост польского и особенно еврейского населения был значительно выше. В 1858 году русины составляли уже 79 % жителей губернии. После отмены крепостного права прирост существенно увеличился. К 1881 году население Волынской губернии достигло 2 050 929 человек, в 1897 году – уже 2,3 млн.
В первые десятилетия российской власти на всем Правобережье Днепра, казалось, сохранялись времена Речи Посполитой. Примерно 7 тыс. польских помещиков владели к середине XIX века 3 млн «душ» крепостных, до 1839 года существовала униатская церковь. Волынская губерния в этом смысле не отличалась от Подольской и Киевской правобережных губерний. Сохранив почти полностью всю полноту экономической власти, польские помещики пытались вернуть себе власть политическую, как во времена Речи Посполитой. С этой целью началась массированная полонизация (ополячивание) местных малороссов. Главным орудием этого стала система просвещения. Вплоть до пореформенных времен местное образование находилось в руках католической церкви и попечителей из числа местных польских помещиков. Русских школ не было вовсе. На государственные средства в школах западных губерний откровенно пропагандировались русофобия и «полонизм». Доходило до таких трагических парадоксов, как использование польского языка в качестве основного языка преподавания в православных духовных семинариях на правом берегу Днепра. В первой половине XIX века для украинца и белоруса получение образования означало принятие католичества и ополячивание. Не случайно через несколько десятилетий после падения Польши ополячивание восточных славян шло несравненно более быстрыми темпами, чем за несколько веков пребывания в составе Речи Посполитой. Из числа ополяченных восточных славян и литовцев вышел целый ряд вождей польского националистического движения и большинство деятелей культуры.
«Полонизм» был привлекателен и для многих русских дворян в западных губерниях. Деятель просвещения на Украине М. В. Юзефович вспоминал, что в царствование благоволившего полякам Александра I целый ряд русских помещиков на Киевщине принял католичество, что в тех условиях означало и ополячивание. Польские католические учебные заведения в западных губерниях долгое время пользовались покровительством официального Петербурга.
Центром польской культурной пропаганды стал Виленский учебный округ, попечителем которого долгое время был А. Чарторыйский. Уже в 1803 году был открыт Виленский польский университет (в самой Варшаве свой университет был создан в 1817 году). Курьезно, что в созданном в 1804 году Харьковском университете, преподавание первоначально так же велось по-польски, хотя Слободская Украина, центром которой был Харьков, вообще никогда не входила в состав Польши.
В польских школах, вузах, книгах и газетах открыто велась пропаганда восстановления Речи Посполитой в границах, далеко отстоящих от этнографической Польши. При этом в польско-католическом духе воспитывались молодые поколения местного русского (малорусского и белорусского) населения. В своих мемуарах А. Чарторыйский, говоря о своей деятельности на посту попечителя Виленского учебного округа, честно признавал: «Несколько лет спустя вся Польша (имелись в виду белорусские и украинские земли, входившие в состав Речи Посполитой до разделов. –
Среди самых важных и знаменитых образовательных учреждений Волыни был Кременецкий лицей, созданный в 1805 году по инициативе видного польского деятеля Тадеуша Чацкого (того самого, который впервые писал, что по Днепру живет, оказывается, некий народ украинцев, потомков древних укров, создав, таким образом, теорию самостоятельного происхождения украинцев). Содержался лицей на средства российского правительства и пожертвования меценатов. Лицей имел свою астрономическую обсерваторию, ботанический сад. В библиотеке было собрано свыше 34 тыс. томов, среди которых были уникальные рукописные и первопечатные издания. В учебной галерее висели полотна Рафаэля, Рубенса и других выдающихся художников. Правда, происхождение этих полотен было не очень почетное – их подарил один из попечителей лицея Джевицкий, участник итальянского похода Наполеона, который в Италии и награбил эти картины[164]. Неудивительно, что в 1830 году, во время польского восстания, поголовно все лицеисты, в том числе волынские православные с промытыми мозгами, примкнули к мятежникам. После усмирения мятежа лицей был закрыт.
Огромные земельные владения имела в крае католическая церковь. В 1831 году киевский губернатор сообщил, что в его губернии католическая церковь владеет 5209 крепостными, из которых только 17 католиков и 3 униата[165].
Когда вспыхнул польский мятеж 1830–1831 годов, то волынские помещики, несмотря на свое сочувствие мятежникам, все же не бунтовали, резонно опасаясь ответных бунтов своих крепостных, надеющихся получить волю из рук царя. Вторгшиеся в марте-апреле 1831 года на Волынь польские войска генералов Дверницкого и Колышко не получили никакой поддержки (к ним примкнули лишь несколько десятков человек, включая студентов Кременецкого лицея, не имевших оружия и боевого опыта), были разбиты русскими войсками при активной помощи местного ополчения и вытеснены на территорию Австрии.
Только после польского восстания 1830–1831 годов официальный Петербург обратил внимание на местное дворянство, совершенно нелояльное, но фактически заправляющее всеми делами на юго-западных губерниях империи. В 1837 году генерал-губернатором трех правобережных губерний (Волынской, Киевской и Подольской) был назначен генерал Дмитрий Гаврилович Бибиков (1792–1870). Участник войн с Наполеоном, потерявший руку при Бородине, Бибиков отличался личными качествами, которые особенно были нужны на этой должности. Он был прекрасным администратором, отличался феноменальной работоспособностью, имел большой управленческий опыт, будучи ранее вице-губернатором во Владимире, Саратове и Москве и возглавляя департамент внешней торговли министерства финансов. На этих постах Бибиков прославился борьбой с хищениями и злоупотреблениями чиновничества. Самым же главным качеством Бибикова было то, что по взглядам он был государственником, готовым во имя государственных интересов ограничивать права дворянства. В те времена это было чем-то удивительным. В условиях, когда российская власть не могла опереться на польскую дворянскую элиту юго-западного края, Бибиков сделал ставку на ослабление польского дворянства, католицизма и облегчение участи русских крепостных. Свое кредо он сформулировал в одном из докладов: «Нельзя ручаться за будущее спокойствие края и его безопасность, доколе положение крестьян не будет улучшено и обеспечено мерами, исходящими от верховной власти»[166].
Это не были только слова. Вскоре Бибиков начал действовать. Им были разработаны так называемые Инвентарные правила, нормировавшие отношения крестьян и помещиков. Этими правилами устанавливался высший предел крестьянских отработок за земельные участки и другие угодья. Правила были утверждены Николаем I вопреки мнению министров государственных имуществ и внутренних дел. В 1847–1848 годы в крае были инвентаризованы помещичьи имения и зафиксированы размеры земельных наделов крепостных крестьян. Была установлена земельная норма, которая не могла быть уменьшена помещиком. Реформа встретила яростное сопротивление, у губернатора появилось немало врагов, в Петербург валом пошли доносы, но Бибиков проводил реформу «с большой настойчивостью и резкостью».