– Здравы будьте, князья Ярославовичи! – с уважением поклонился молодым мальчишкам Сотник. – Рад видеть вас в своём поместье живыми и невредимыми!

– Ну, это твоим сотням, Андрей Иванович, нужно спасибо сказать. – Кивнул ему приветственно Ярославов воевода. – Вовремя они там у нас оказались, вряд ли мы бы смогли прорваться без твоей рати. Ты особо-то не расстраивайся, мы тебя здесь надолго не стесним, – и усмехнулся. – Чуть вот передохнём, в термах отогреемся, а потом в сторону Торжка двинем. Надо князю обо всем, что там случилось, самолично поведать. Самое главное, что княжичи с нами, а Новгород ещё вернётся! Вот увидишь, побузотёрит, кровь обильно пустит, а потом обратно под крепкую Ярославову руку запросится.

В усадьбе всё шло по уже давно заведённому распорядку. Дымили ремесленные мастерские, на полигонах и стрельбищах копошились в снегу курсантские взводы и бригадные сотни. В дальнем пушкарском овраге бухали глухие взрывы и выстрелы. Там шёл отстрел и испытание последних, только недавно отлитых пушечных стволов и сработанных новых боевых метательных зарядов.

– Солнце моё, Мартушка, совсем тебе уже тут тоскливо у нас стало? – жалел жену Андрей. – Февраль – это ведь самый что ни на есть месяц глухозимья у нас, здесь, на Руси. Ладно ещё у нас тут все какое-никакое, а движенье то есть. А вот в малых сельцах народ словно в берлогах сидит до апреля, носа вон на улицу не кажет.

– Да нет, всё хорошо. – Улыбнулась Марта. – Зато я уже пироги научилась печь, а позавчера вон в опарнице даже уже своё тесто у меня вызрело. Нешуточное это дело, я тебе скажу, дорогой, не одной герцогине крови такое не по силам, – и она с улыбкой щелкнула мужа по носу.

– Ну, тесто – это, конечно, серьёзно, – протянул в ответ Сотник. – Я вот что думаю, Лёнька у нас подрос, он вон на коленках даже быстрее бабки Любомиры и деда Никифора носится. Только вон с Эммой ему, пострелёнку, не совладать. А как ты смотришь на то, чтобы тебе поучительствовать в нашей школе и на командирских курсах? А что, и тебе все хоть какой-то выход в свет, и нашим оболтусам эти знания лишними не будут. Можно давать несколько часов такого предмета, как, скажем, история и культура древности. Ты ведь интересовалась античностью и временем эллинов, ну так добавить туда же что-нибудь из Древнего Египта и Вавилона, вот и получится тогда целый курс лекций. Если ещё будешь, кроме философов и поэтов, о полководцах Македонии, Спарты, Рима и Карфагена рассказывать, так ребята будут открыв рот тебя слушать. Да и иноземными языками можно было бы нагрузить наших ребятишек. Пока у мальчишек глаза на всё новое горят, такие знания хорошо ими впитываются.

На двадцать пятое февраля в усадьбе был запланирован запуск стекольной мастерской. В отстроенном, приличном по величине здании собралось десятка два зрителей. С края, чтобы не мешать мастерам, стояли все те, кто принимал участие в подготовке этого важного момента. Были среди них главный печник Аристарх, каменщик Александр, гончар Осип, углежог Василий и кузнец Никита. Тут же со стороны наблюдал Лука Тесло и его люди. Всем было интересно поглядеть на это необычное дело.

Мартин Горст в окружении сыновей-близнецов и ещё четверых русских подмастерьев «священнодействовал» около специально отстроенных хитрых шихтовых печей. Уже который час в этих печах, сложенных и вылепленных из огнеупорных материалов, нагнеталась высокая температура. Меха непрестанно качали в горны, где раздуваемый воздухом древесный уголь выдавал большой жар.

– Добавляй пару лопат каменного угля! – крикнул мастер, и его сын Михаэль бросился к одному из раскрытых мешков. Каменного угля было очень мало, но именно он мог сейчас поднять такую нужную температуру плавления смеси.

Мастер залез на боковую лестницу и помешал длинной кочергой в огромном кувшине густое варево.

– Гуд! – крикнул он и отдал команду своим подмастерьям: – Мало! Мало! Чуть-чуть дай!

Как видно, все в его команде друг друга уже отлично понимали и сделали всё, как было нужно. Кувшин начал медленно под действием рычагов наклоняться, и жидкое стекло тонкой струйкой потекло по жёлобу на вращающийся внизу каменный круг. Под действием центробежной силы вар стекла начал растекаться по нему и принимать относительно ровную, тонкую и округлую форму. По краям это стекло, конечно же, было несколько толще, чем в центре, но это уже было некритично.

Сейчас самым важным было не допустить его быстрого охлаждения, иначе весь труд этой многодневной подготовки пойдёт коту под хвост, и тогда всё просто придётся переделывать. При быстром охлаждении стекло становилось закалённым, а от этого очень хрупким. Оно просто разлеталось от малейшего удара буквально в пыль. Для предотвращения этого под каменным кругом, равномерно нагревая его, продолжал всё время гореть костёр, и только через полчаса его можно было постепенно гасить и уменьшать жар. А уже потом, через несколько часов после процесса постепенного охлаждения, можно было начинать резать полутораметровый круг на ровный квадрат.

В это самое время один из сыновей мастера отвёл к себе небольшой ручеёк вара и длинной трубкой с загубником начал выдувать какой-то пузырь. На глазах у изумлённых зрителей этот пузырь вдруг начал постепенно превращаться в бутыль с узким горлышком и округлым расширением в самой ёмкости.

Всё Сотнику стало понятно – теперь в поместье есть и своё стекольное производство. А значит, можно варить и отливать оконное оптическое стекло и запускать стеклодувное дело для изготовления сосудов.

– Ну ты, Мартин, молодец! – горячо похвалил мастера Андрей. – Всего лишь за три месяца с чистого поля такое великое дело поднял! Чудесно просто!

– Ну, не всё так хорошо, барон. – Нахмурился старший Горст. – На три, от силы на четыре плавки у меня ещё пока всё здесь есть, а вот уже потом такого чистого стекла, как сейчас, нам тут больше не сварить. В лучшем случае оно будет мутным и толстым, как когда-то получалось у римлян. И всему виной отсутствие необходимых компонентов и материалов. С песком проблем вообще нет, у нас тут на месте есть прекрасный белый кварц. Поташа здесь тоже в достатке. Парфён Васильевич прислал его мне много, он у вас и так делался для каких-то местных нужд. Но нужно ещё сюда много извести, белой глины, примеси железа, свинца, ну и ещё много всякого. И самое главное – это каменный уголь. Без него создать большую температуру варки никак у нас не получится.

– Ну что же, – кивнул, соглашаясь с мастером, Сотник, – всё, что вы перечислили, мастер, у вас непременно будет, и в нужном вам количестве. Самое главное, что работа уже идёт. Ну а компоненты и уголь мы вам обязательно сюда навезём.

Через день, присутствуя на очередном академическом совете, что теперь собирался в усадьбе каждый четверг, Андрей вдосталь наслушался споров о том, нужно ли вообще делать эту бумагу, и всяких прочих причитаний от весьма умудрённых жизненным опытом мужей. Дескать, и зачем вообще всё это им было нужно, просиживая тут с обеда и до позднего вечера? И не лучше бы было, вместо того чтобы здесь вот эти пресветлые четверги впустую убивать, потрудиться бы на такое понятное и нужное общее благо, скажем, того же поташа поболее выгоняя? И два главных страдальца-«академика» – затравщик Томило Завидович с его напарником и товарищем по этому делу главным смолокуром поместья Василием Чёрным – начали вновь всем доказывать, какой же это сложный процесс в их работе.

– Поташ – это ведь вам не просто такая вот очищенная зола, нет, её же ещё потом хорошо выщелачивать будет нужно! А это, мы вам скажем, очень и очень долгое и муторное дело. Сначала вы в эдакий большой горшок с дыркой на самом его дне засыпаете подготовленную золу, ну а потом пропускаете через него горячую воду. Всю вот эту воду опосля вы опять собираете и затем снова пропускаете вот именно таким же способом ещё по многу-многу раз, пока она, вот эта самая водица, не станет такой густой, ну, словно бы как молодой, но уже постоявший седмицу в бочке мёд. И вот только опосля вы уже начинаете выпаривать из этой вот самой густой воды всю её лишнюю влагу, пока от неё там не остаётся один лишь серый порошок. И вот этот-то порошок как раз-то и будет такой всем нам нужный поташ! – Задрал поучительно вверх палец Василий.