А значит, в руках у меня — новый сюжет.
А значит, я ночью не усну.
Я сдался и включил свет. Взял свой раритетный журнал о гитарах и попытался прочесть интервью Ёси. Интервьюер начал с легкого вопроса об аналоговых и цифровых эффектах, однако Ёси в ответ разразился бесконечной неудобоваримой тирадой насчет технологии и музыки будущего.
Три страницы подряд он с фанатизмом наркомана приводил вычисления, согласно которым все мыслимые комбинации нот и аккордов скоро исчерпаются, и тогда в музыке начнется стагнация, все искусство погрузится в мрачную эпоху явного каннибализма и скрытой регургитации. По мнению Ёси, эта эра уже началась. На следующих трех страницах он рассуждал о необходимости отказаться от существующих нынче мелодий, инструментов и даже нот, прорваться сквозь концепцию звука, разворачивающегося во времени, и обрести «акустические тона вневременной, пост-предельной контекстуальной чистоты».
Ничего себе философия из уст парня, чьим величайшим хитом был и остается «Счастливый уикэнд любви»! Когда читаешь такое, на ум приходят слова другого великого музыкального провидца:
Я перелистнул страницу наугад и с четверть часа пытался разобраться в инструкции, набитой техническим жаргоном. Национальная японская любовь к приборам и примочкам в сочетании со свойственным гитаристам технофетишизмом чрезвычайно запутывала обзоры новой аппаратуры. В конце концов я сумел отличить робо-вибрафон от электронного смычка, но даже в страшном сне не сумел бы себе представить, какой звук издает фазовращатель, проходя через параметрический эквалайзер с отключаемой средней частотой и двухканальным избирательным 10-децибельным фильтром.
С тяжким вздохом я уронил журнал на пол. Какое-то время поглазел в потолок, еще немного подумал об Ольге, потом — о Саре, там, в Кливленде. Взгляд скользнул к зеркалу на противоположной стене. С кровати я не мог поймать свое отражение. В зеркале притихшая комната казалась пустой.
7
Рано поутру я проснулся, с наслаждением принял душ и уселся в кресло составлять план на день. Начать я решил с Гиндзы, наведаться там в офис корпорации «Сэппуку». Дальше я не загадывал. Как говорит учитель дзэн Догэн: «Копай пруд, не дожидаясь полной луны. Закончишь пруд — луна сама выйдет». Вот и я вышел из отеля и зашагал на вокзал, не дожидаясь луны.
Погода неустойчивая. Бестолковый ветерок то раскачает верхушки деревьев, то стихнет. Только начнешь подмерзать, глянь, а ветра уже нет — а потом снова дует, но теперь из-за другого угла.
Я и квартала пройти не успел, как возле меня притормозило такси цвета лайма и мандарина. Распахнулась задняя дверь.
— Господин Чака?
Девушка в длинном сером пальто сидела на заднем сиденье, благопристойно сложив на коленях кукольные ручки. Темные глаза на миг сверкнули с круглого лица, но она тут же потупила взор. Губы раздвинулись, и она заговорила:
— Простите, если вас не очень затруднит, не могли бы вы уделить мне немного времени.
Ветер уносил слова прочь. На меня она больше не глядела.
— Мы знакомы? — уточнил я.
— Нет, не знакомы. Думаю, будет проще, если мы… Садитесь, пожалуйста. Мне очень неудобно беспокоить вас, но нам надо поговорить.
Ветер растрепал ее волосы, они упали на лицо. Я пытался угадать ее настроение по жестам и позе, но они толком ничего не объясняли: девушка сидела спокойно, но не скованно, тихо, но отнюдь не принуждая себя молчать.
Мне припомнился рассказ из старинной «Гэккан содай» о знаменитом мастере кэндзюцу. Наставник гулял в саду с учениками, и один из учеников размечтался, как врасплох нападет на учителя. Внезапно учитель резко выпрямился, оглядел учеников, поднялся и проверил, нет ли кого за кустами, а потом озабоченно удалился к себе. Позднее этот ученик спросил, что смутило учителя, и учитель сказал: он почувствовал, что кто-то собрался подстеречь его в саду. Ученик в изумлении признался: мол, он и есть тайный злоумышленник. Учитель рассмеялся и успокоился.
Что-то в этом роде я почувствовал, стоя на тротуаре, но распознать смутную угрозу не смог. Да и рассказ, вполне вероятно, — апокриф, и к тому же я — не мастер кэндзюцу. Разумеется, меня предупреждали не садиться в машину к незнакомцам, однако утренняя давка в токийском метро гораздо опаснее для жизни. «Сэппуку» подождет, решил я и сел в такси.