— Импульс, — тихо промолвил Леха (я прочитал слово по губам, благо, костер мало-мальски освещал наши одеревеневшие лица) и как-то весь поник. — А я не дозвонился. Один из всех не дозвонился.
Он рухнул обратно на полено, утратив опору. Леха совсем не походил на себя в эту минуту. Сильный и мужественный парень, еще в старших классах с легкостью дравшийся против целой взрослой гоп-компании, в один миг превратился в слизня, из которого вынули позвоночник.
Голова безвольно повисла, плечи сжались и вздрогнули, по щеке покатилась прозрачная градинка, сразу затерявшись в щетине. Лицо все сморщилось от спазмов, и Леха сделался таким жалким, каким он просто не мог быть. Он просто не имел права так поступать. Я отворотился от него, к горлу подкатил липкий ком, но я удержался. Еще блевать только не хватало.
Хрен вам. Только страшно стало — не то слово. Мне словно пережали сердце и легкие ледяной железной рукой, дышать стало невероятно тяжко, закололо в груди. Задним умом я понял, что если просто сидеть и ничего не делать, будет лишь хуже. Главное, не дать страху застояться, потом не отпустит, захлестнет с головой и непременно погубит.
Резким движением я поднялся на ноги и пошел в дом, чувствуя, как каменеют мышцы. Наверное, я смешно выглядел, шагая на негнущихся ногах и недоумевая, почему идется так медленно, почему никак не получается побежать.
Напоминаю, такой роскоши, как электричество, на Ванькиной фазенде не водилось, поэтому пришлось воспользоваться свечкой. Где-то в заставленной всякими ящичками и тумбочками кухне лежал фонарик на батарейках, но я даже не стал искать его — возможно, он тоже отключился раз и навсегда.
К моему удивлению, Семен и Ваня уже не спали. При тусклом свете огонька свечи их бледные лица вызывали ассоциации с привидениями.
— Димыч, это что, землетрясение? — дрожащим голосом спросил Ванька.
— Не, парни, это большой звездец. Ядерная бомба, или ракета, фиг разберет, — я присел на уголок кровати, на которой еще пару минут назад беззаботно дрых Семен.
— Американцы, что ли? Третья мировая? — Зачастил Ванька — бедняга, второй раз не дали по-человечески наклюкаться. — Или, может, метеорит?
— Да откуда я знаю, может, это десятый пакет санкций, — раздраженно ответил я. — Ты мне скажи, сколько отсюда до города? Сорок километров?
— До центра чуть больше пятидесяти, — подал голос Семен. — От окраины где-то около сорока, да.
— Я, конечно, не эксперт, но мне почему-то кажется, что надо отсюда сваливать как можно шустрее, — сказал я. — Радиация поползет, не хотелось бы нахвататься.
— Блин, а если везде так? — заканючил Ванька. — Куда ехать-то? Если уж Ижевск разбомбили, значит, гудбай Казань, Уфа, Пермь и что там у нас еще по соседству? Самара, Ульяновск, Челны. Некуда ехать, выходит.
— Получается, всех наших нет, — Семен промолвил это таким отстраненным тоном, что у меня по спине побежали мурашки. Лучше б он начал орать и стенать, выть, что ли, только не надо вещать так замогильно, бессердечно.
Окинув товарищей взглядом, я понял, что они так могут долго сидеть. Требовалось растормошить увальней, а то оба уже поплыли — Семен впадал в ступор, у Ваньки как-то странно перекосилось лицо и задергался левый глаз.
— Так, парни, быстро встаем, собираем, что можем, кидаем в машину и едем. Я за рулем.
— А куда едем-то?
— Да, мать твою за ногу, хоть куда! — заорал я. — Если мы тут сейчас раскиснем, все помрем нахрен. А я вот еще пожить хочу! Вы, наверное, тоже, хоть сейчас и не совсем понимаете это. Давайте, давайте!
Ванька и Семен послушно вскочили на ноги. Кроме того, они оба изрядно протрезвели от нежданных новостей, даже по глазам видно. Вот только от перегара так легко не избавишься, а жаль — ненавижу эту вонь, хоть и сам грешен.